Я видела: его руки были окованы железом, крылья опущены, а голова склонена на ее колени. Тонкая смуглая рука, унизанная золотыми браслетами, лежала на могучем плече, волны антрацитово-черных волос ниспадали на высокую грудь, а в глазах были спокойствие и понимание. Он обнимал ее колени, прижавшись к ним лбом, а холодный металл наручей по контрасту с теплой кожей был неуместен и лишний раз напоминал о пролитой крови.

Что они делали, застывшие, словно два изваяния? Каялся ли он ей в совершенной жестокости, искал ли утешения в ее объятиях или отдыха от справедливого своего кровавого ремесла, неспособного насытить лютое сердце. Сочувствовала ли она ему молчаливо, говорила ли сладкие речи, чтобы заставить его забыть о терзаниях окаянной души, обещала ли залечить вовек не заживающие раны - кто скажет...

Но мне подумалось тогда: как хорошо, что у него есть к чьим коленям припасть в час печали.