В подземный зал не могло проникнуть ни лучика света с поверхности, но, несмотря на это, помещение было погружено не во тьму, а в красновато-желтый полумрак. Свечение исходило от огромного чудища, лежащего в середине зала. Дракон был настолько громаден, что на его спине смог бы разместиться небольшой поселок, но, конечно, никто не стал бы жить между крыльев у живого ящера. Нынче крылья были опущены и распластаны вдоль боков, длинная шея, увенчанная многорогой треугольной головой, покоилась на холодных камнях — камни нагревались от ее жара.
Отрываясь от шитья, я по временам бросала на чудовище взгляды, полные робкого любопытства. Мне казалось, не здесь, в залах подземной крепости, место ему, а под бесконечным небом мира, но тут он жил и рос, тут зализывал раны и тут чувствовал себя в безопасности. Во сне дракон вздыхал ровно и тяжко, как будто раздувались меха огромной печи, хотелось подобраться и пощекотать ему нос, но, хоть его голова и лежала на земле, до носа мне вряд ли удалось бы достать.
Отложив нескончаемую свою работу, я приблизилась к дракону и нырнула ему под крыло, оказавшись словно бы в еще одном зале, только меньших размеров. Если бы ящер сейчас пошевелился, он раздавил бы меня, но дракон оставался неподвижен, и только бока его мерно вздымались и опадали. Я ткнулась лбом ему под ребро — вряд ли бы он почувствовал даже начни я биться головой о его бок. Находиться с ним в одном помещении было душно, а от подобной близости и вовсе захотелось закашляться, но я сдержалась, не желая тревожить чуткий сон ящера.
Мне хотелось сказать ему, что его раны затянутся быстро, не успеет смениться луна на небе, что, когда это случится, мы покинем крепость и горы, над которыми вечно курится туман, и будем жить в пустынной суровой местности, где никому не придет в голову устраивать жилище и где нас никто не потревожит. Мне хотелось сказать, что небо легче, нежели чудовищный вес земных пластов, всю жизнь нависающих над ним, что солнце ярче любого огня, рожденного в кузнечной печи или в груди величайшего из драконов, что безжизненные равнины севера станут внушать еще больше трепета и страха, когда их населят крылатые змеи, подобные огненным вихрям. А еще хотелось сказать, что я люблю его, но сумрачное подземелье не слышало слов любви, потому как я говорила их только в своем сердце.
А тишина, прерываемая хриплыми вздохами чудища, была так сладка и покойна, что ни словом, ни делом и никаким другим звуком не хотелось разрушить ее.