Сватовство братьев-ураганов. Космогонический миф.Если кто-нибудь из добрых людей спросит меня, когда это происходило, я скажу, что было это очень давно. Еще не явился на свет человеческий род, не стали города, не запылал первый огонь в первом очаге, не разносилось над древесными кронами пения птиц, не ступала на землю нога громадного ящера, и не выходил из воды первопредок всех позвоночных. В этом пустом безжизненном мире были только небо и океан да маленькие островки застывшей лавы, которым надлежало в далеком будущем объединиться в материк. Океан был в ту пору пресен: реки еще не намыли в него соли с суши, потому как ни рек, ни суши в те времена не существовало.
На планете царил непроглядный мрак. Густые черные облака укрывали небо, не пропуская солнечного света, лишь иногда вспышки молний освещали бесконечную водную пустыню да лава бесчисленных извержений ярко горела в темноте. Воздух был горяч и ядовит, существа, живущие на земле сегодня, задохнулись бы в нем, лишь простейшая невидимая жизнь, словно в колыбели, качалась на океанских водах.
читать дальшеМогущественные силы неживой природы, не имевшие в ту пору ни имен, ни лиц, которыми через миллионы лет наделит их человеческое воображение, были хозяевами этой земли. Страшные ураганы проносились над поверхностью планеты, поднимая волны на многие версты. В этом безжизненном мире они ничего не могли разрушить, и потому им не было резона сдерживать свою силу. Два урагана были в ту пору особенно яростны.
Один из них приходил с запада, а другой — с востока, и, когда они схватывались посреди океана, мощь их разбивала соседние острова и те уходили под воду. Так продолжалось год за годом и век за веком: на месте разрушенных островов поднимались вулканы, и застывающая лава образовывала новые кусочки суши. Вода и подземный жар планеты снова и снова воссоздавали привычный образ земли после яростных схваток.
Однако у Небесного Отца, создателя всего сущего, были на молодую планету другие виды, и, если бы бесконечная битва западного и восточного ветров продолжалась с прежней яростью, она сводила бы на нет все усилия их родителя.
Тогда Небесный Отец сказал восточному ветру: многие века ты мутишь океан и вносишь беспокойство в его воды. Знай же, что моря Я избрал колыбелью жизни для Моих будущих творений. Отныне Я даю океан тебе в удел: младшая дочь Матери-Земли будет твоей супругой, в своих объятиях она станет утишать твою ярость, и с этих пор воздух, который ты несешь, будет холодным и влажным. Громы и небесный огонь Я вкладываю в твою руку — и горе тебе, если вздумаешь с их помощью разрушить землю, на которой живешь.
Западному ветру Создатель сказал так: Я дарю тебе земной огонь, и воздух, который ты носишь, будет сухим и горячим. Веками ты крошишь острова, не давая им сделаться материком, и веками подземный жар вновь поднимает их. Я даю тебе в жены старшую дочь Матери-Земли, лежащую у самого ее сердца. Она медлительна и спокойна и не станет потворствовать твоей свирепости.
Братья-ураганы приняли волю родителя, и с тех пор бури начали утишаться, потому с каждой новой эпохой все больше становится жизни на земле. Ветер восточный купается в океане и после того носит грозы над материком. Западный ветер греется в недрах вулканов и несет подземное тепло вместе с засухами и пожарами, и трудно сказать, с кем из них страшнее встретиться на пути.
Ветра северный и южный никогда не бились посреди океана, не вздымали волн и не приносили хаоса. Им Небесный Отец давал больше воли и никого не ставил уравновешивать их силу. Северному ветру Он сказал так: дитя Мое, Я вижу твой суровый нрав и вижу, как бережно относишься ты к Матери-Земле. Не согласишься ли взять в жены ее среднюю дочь — панцирь из горных пород? Она свирепа и безжалостна, как твои братья с запада и востока, и лишь неподвижность ее не дает принести столько же разрушений. Смягчи ее нрав и укроти ее злость — и когда-нибудь ты увидишь, как ее тело покроется плодородной почвой и тысячи корней в поисках воды прорастут сквозь него.
С тех пор миллионы лет длится их супружество. Миллионы раз покрывала плодородная земля тело своей средней дочери, чтобы давать жизнь сотням сотен растений, многие из которых погибли так давно, что превратились в уголь. Лишь южному ветру на этой зеленой прекрасной планете не нашлось подруги под стать. Когда встает он от своего одинокого ложа на дне моря, тянет заунывную песню — для первых растений, для земноводных, впервые выбравшихся на сушу, для громадных ящеров, для причудливых созданий, вскармливающих детенышей молоком, поет он миллионы лет и ждет того, кто отзовется на его песню.
Но живая природа поспешна и суетлива: она существует недолго и вечно борется за самое себя — мало кто остановится на краю скалы, чтобы прислушаться к напевам ветра. Лишь свирепая прародительница гроз и бурь слушает эти тоскливые песни, и вздыхает печально, и, сгибаясь от ее вздохов, вторят пению непроходимые леса.