Отличие мира, который я пишу, от многих традиционных культур в том, что в этом мире нет нравственного идеала, общего для всех. В первую очередь, думаю, это связано с религией: Небесного Отца знают и чтут по всему материку, но почти никогда — совместно. Ему не ставят храмов, нигде не высекают Его изображений, не возносят общих молитв. Каждый хранит Отца в своем сердце, потому что голос сердца — голос Бога, и каждый постигает Всевышнего по мере совести.
Общие жертвоприношения, и просьбы, и торжественно обставленные обряды принадлежат не Отцу, а свирепому небесному семейству, да изредка — Матери-Земле и ее дочерям. Но это чистейшей воды культ силы, и никому на всем материке в голову не придет равняться на Хинвали или Сунгире.
Посему и мораль человеческая, коли уж она не дарована свыше, считается всего только средством жизни в обществе, но никак не совершенствования души и духа. Вероятно, поэтому на материке рассказывают столько легенд о неоднозначных, а то и вовсе отрицательных персонажах, которых, однако, никто не торопится осуждать. В Савре любят Мать-ящера, хотя ни для кого не секрет, что девица Ольвия руководствовалась далеко не человеколюбием, когда обольщала дракона. В землях Суари на разные лады рассказывают историю о царе, похвалявшемся своим богатством и могуществом перед небесным семейством. В Галайтане можно услышать предание о копьеметателе, пожелавшем соревноваться с Восточным ветром. А уж сколько песен сложено о Йанге Белой Утице, и вовсе не упомнить, хотя ничем, кроме постройки узилища для Матери ураганов, она себя не проявила.
Да и в быту зарвавшуюся молодежь чаще пугают не тем, что "люди скажут", а какой-нибудь более веской, действительной или выдуманной бедой. И это все еще — традиционное общество, основанное на кондовом "деды так делали". От обществ нашего мира его отличает то, что преклонение перед традицией бытует в повседневной жизни и не касается духовности, нравственных постулатов и внутреннего мира человека.