Я бы рассказала, что происходит в моей жизни — эта история весьма показательна — но пока обожду. Сегодня хочу поделиться очередной мыслью, которая пришла, возможно, с опозданием в несколько лет, а возможно, как раз вовремя.
Не раз я замечала, что, чем старше становлюсь, тем больше арка Шичининтай цепляет меня, как будто в ней есть смыслы, которые раскрываются с годами. На самом деле никаких дико сложных смыслов там нет, но те, что есть, я смогла прочувствовать лишь со временем. И часто бывало так, что какую-то мысль я высказала в двадцать или даже пятнадцать лет, а осознала только сейчас, будто говорила чужими словами.
Теперь скажу своими.
С годами я проникалась Шичининтай все больше, потому что, чем старше становилась, тем яснее чувствовала: нет смысла стремиться к чему-либо, кроме счастья. В пятнадцать лет я еще могла мечтать о чем-то великом, великом и чужом, и представлять жизнь так, как научили родители, окружение и массовая культура. У меня были какие-то принципы, было много сил и мало жизненного опыта. Потому милее прочих Шичининтай был мне Банкотсу, единственный среди них принципиальный. Остальные, хоть не вызывали отторжения, но и сердца моего не трогали. Я не чувствовала и не понимала их мотивов.
Но время шло, все, о чем я мечтала, оказалось ложным, сердце изболелось, и сил в нем осталось не так много, чтобы примерять на себя чужое платье. Принципы, статус, имидж, общее благо, понятия правильного и неправильного, даже будущее и прошлое — все теперь неважно. Важно лишь одно — как я себя чувствую.
"Мне нет дела до посмертия. Я делаю что хочу, пока жив".
Шичининтай — олицетворение этого стремления к счастью. Их не волновали вопросы возможного и невозможного, дозволенного и запрещенного, правильного и неправильного, они не терпели ни боли, ни дурного с собой обращения и умели наслаждаться жизнью. Жалея, что они рано погибли, не узнав всех ее радостей, я нескоро поняла, что о радости они знали больше моего, ибо, как звери, не ведали ни добра, ни зла, а только свое желание.