Возможно, я покажусь черствой и циничной, но вам следует знать, что белорусы согласно неким этнографическим исследованиям в целом бездушные твари, поэтому буду держать национальную марку.
Скажу сразу: я основываюсь в своих рассуждениях на тех новостях, что читают все, и на тех документах, к которым имею доступ по работе. Не то чтобы у меня была полная картина происходящего, но, возможно, она несколько шире, чем у моего окружения. Итак, поехали.
1. Мне одинаково не близки мнения как о том, что "коронавирус не опасен, а шумиха нужна для продвижения новой вакцины", так и о том, что "мир в жопе, мы все умрем". Коронавирус, судя по тому, что мне о нем известно, не кажется болезнью, которая хватает всех без разбора. Если выбирать сравнение, он скорее похож на тестировщика, который ломает там, где слабо. Будем честны: закон природы таков, что во времена засух, голода, эпидемий или аномальных погодных условий в основном умирают старые и больные. Мы просто забыли об этом, благодаря нашей системе здравоохранения и общему относительно безопасному фону жизни, но это все еще естественный ход вещей. Мы пытаемся помешать ему, потому что гуманистические идеалы, которыми руководствуется общество, заставляют нас пытаться продлить любую жизнь, как бы она ни была мучительна.
читать дальше2. Кого я считаю действительно ужасными (и зачастую бесполезными) жертвами эпидемии — это погибших от коронавируса врачей. В наши дни, когда в медицинский идут часто не по зову души, а потому что потому, нет ничего более обидного, чем скончаться на работе. Одно дело — погибнуть, пытаясь вытащить с того света ребенка, и совсем другое — пытаясь облегчить симптоматику бабушкам, которые и так скоро отойдут в мир иной. Погибнуть потому, что делал как надо, возможно, даже не чувствуя смысла своих действий.
3. Куда страшнее вируса — идущая с ним рука об руку паника. Омела травница разместила об этом прекрасные слова. Я живу в стране, где нет карантина, и работаю в организации, которую не закрыли даже на всероссийский отпуск, потому что она во многом обеспечивает функционирование многих систем, в том числе государственных органов. Я крепко стою на ногах, но я все еще помню ужас прошлой осени, когда, не в силах найти работу, я на полном серьезе думала забеременеть хоть от какого-нибудь мужика, чтобы работать не пришлось. Сколько людей сейчас потеряли работу? Сколько лезут на стену от невозможности выйти из каменного мешка (я, например, гуляю в любую погоду, потому что иначе выйду в окно)? Сколько живут в предсуицидальном состоянии из-за атмосферы всеобщего страха? Да коронавирус не так опасен, как это! Эксперты советуют ни во что не инвестировать, не зачинать детей, ничего не делать, потому что время, мол, неподходящее.
Борясь с любым врагом, стоит помнить: мы боремся не чтобы победить и не чтобы уничтожить его — мы боремся за то, чтобы жить дальше. Если жизнь остановится, чего стоит наша борьба?
4. Я бы ввела скорее информационный карантин, чем физический. Чтобы любители непроверенной информации переваривали ее внутри себя, а не расплескивали в уши окружающим. Скажу сразу: я не думаю, будто нагнетание атмосферы нужно для "продвижения новой вакцины", это уж совсем похоже на теорию заговора. Хотя не исключено, что в некоторых странах людей пытаются таким образом отвлечь от других вещей, которые им знать необязательно. Но все же большинство правительств, по-моему, движимо не столько попыткой отвлечь народ и даже не столько реальным страхом перед вирусом, сколько давлением тех самых гуманистических идеалов, которыми уже пару столетий руководствуется человечество. И все же я соглашусь с постом Саши Карпенко: заботиться о физическом здоровье бесполезно, если дух человеческий будет сломлен.
5. Пока я это писала, подумала вот о чем: возможно, если уж пошла такая пляска, коронавирус стоит рассматривать как тестировщика вообще всего. Что крепко — устоит, чему следовало отмереть — погибнет. Если организм разваливается от старости или болезней — умрет, если слаба компания или отрасль — они прекратят свое существование, если слаба семья, не могущая пережить самоизоляции, — она распадется, если слаб политический строй — он падет, если слаба кукуха — ну, и так далее.