Кот пришел назад

[nuremhet]

Нашла у себя годовой давности зарисовку, вдохновленную песней "Кот пришел назад" (если вы вдруг не знаете эту песню, советую послушать, она ржачная). Тот самый случай, когда и проды хочется, и попросить не у кого.

****************
– Право слово, братец, не стоило ради меня гнать на площадь столько народу!

Ятурлех-нам отодвинула занавес паланкина и, щурясь от солнца, всмотрелась в разодетую толпу.

– Стоило, – махнул рукой владыка Палангир. – Им не помешает размять ноги, да и многое тут поменялось с тех пор, как ты вышла замуж – вот и посмотришь.

– Царские стрелки приветствуют царевну Ятурлех! – воскликнул начальник стрелков, облаченный в синюю с золотом тунику. Он вскинул лук в приветственном жесте, и его воины повторили знак. Ятурлех благосклонно кивнула и обернулась к брату.

– А где их прежний командир?

– А… – Владыка Палангир закатил глаза, словно воспоминание было ему неприятно. – Умер.

– Какая жалость. Он был так молод! Неужто лихорадка?

– Скорее глупость и тщеславие, милая сестрица. Он затеял состязание с почтенным Хольсо, ты его только что видела, и позвал меня быть судьей, и проиграл.

– И что? Повесился?

– Я велел его повесить, а почтенному Хольсо предложил его место. Ибо я придерживаюсь правила нашего отца: главный стрелок проигрывает в состязании лишь однажды.

Эта новость опечалила Ятурлех, и оттого она с прохладцей восприняла дальнейшие слова владыки.

– А вон, посмотри, сестрица, мое новое и, не побоюсь сказать, лучшее приобретение со времен нашего славного прадеда – немые рабы-евнухи из Лаора! Пожалуй, лучшие воины из тех, что видел свет!

На миг Ятурлех показалось, будто братец спятил. Должно быть, владыка Палангир увидал ее лицо, потому как расхохотался и сообщил:

– О, не смотри на меня так! Будь у тебя возможность увидать их в битве, ты поняла бы, что, лишившись некоторых частей тела, эти люди больше приобрели, чем утратили. Они умеют хранить тайны, и у них нет семей, которым они были бы верны более, нежели мне. А что до их воинских умений, то они свирепы как псы и как псы же преданы.

Когда ее паланкин проносили перед плотными рядами воинов в кожаных доспехах, те отсалютовали сестре царя кривыми мечами, больше похожими на серпы. Ятурлех кивнула и им, однако без всякой благосклонности.

Впрочем, когда они проходили следующий отряд, сердце ее смягчилось. Во главе его стоял все тот же старый Алухтар, ничуть не изменившийся с тех пор, как она еще юной девушкой покинула столицу.

– Ятурлех-нам! – воскликнул он, и она радостно замахала ему, высунувшись из паланкина. – Рад видеть вас в добром здравии! До нас доходили вести о моровом поветрии, свирепствовавшем на юге, и, поверьте мне, многие в столице уже считали вас покойницей, в том числе ваш покорный слуга. А нынче вы не только живы, но даже похорошели со времени нашей последней встречи.

Они взаимно раскланялись. Ятурлех решила не упоминать, что мор все же не оставил ее семью без покойника. Многим рассказ о ее вдовстве омрачил бы этот светлый день.

– А вот воины, которых я посылаю в самые опасные сражения. – Владыка Палангир указал жезлом на строй всадников по левую руку от нее. Когда паланкин проносили мимо них, всадники отсалютовали царевне копьями. Ятурлех заметила, что кожа, глаза и волосы у них светлее, чем у многих уроженцев Галайтана. Очевидно, это были наемники из народа войхола – они продавали свои мечи по всему материку, неудивительно, что и царственный брат имел с ними дело.

– Они настолько хороши?

– Да, в бою они неплохи, – признал владыка Палангир и добавил, когда они отошли от рядов войхола: – Но, если честно, я просто хочу от них избавиться.

– Что, прости?

– Содержать их с каждым годом все накладнее, – пояснил царь. – А требования день ото дня только растут. Того, что было хорошо сегодня, недостаточно завтра. Многие из этих людей уже забыли, что пришли ко мне нищими голодранцами, не имевшими даже смены одежды, а теперь обнаглели так, что им и жемчуг мелкий, и золото тускловато.

– Так разорви с ними договор!

– Легко сказать, милая сестрица! Их командир, Лайи Сурвадольи, эта змея, уже дал мне понять, что, если не получит утоления своих амбиций здесь, то завоюет какую-нибудь область самостоятельно и станет править там.

– Ты что, боишься его? – удивилась Ятурлех. – Он пойдет в Дикое поле, захватит там пару деревень и станет очередным удельным князьком – так и поступают подобные ему люди! Не думаешь же ты в самом деле, что он покусится на твои владения?

– Всякое может быть, так что я предпочел поостеречься и избавиться от войхола самым что ни на есть прямым образом.

– Непохоже, чтобы у тебя получилось. – Ятурлех оглянулась на ряды всадников.

– Да, – нехотя отозвался царь. – В какой бы беде я ни оставил их, они всегда выходили из нее с меньшими потерями, чем мне бы хотелось. И после каждого такого возвращения требования их все более росли. Недавно я ходил в поход на Агаду, это в Лаоре, и, как только мы пробили бреши в стенах, бросил на них конницу войхола. Они должны были начать уличные бои, а затем подтянулось бы и остальное войско, но я удержал остаток армии, рассчитывая, что войхола будут перебиты на улицах, расчистив нам дорогу. Когда мы вошли в город на следующий день, войхола там почти не было, и я подумал, что замысел мой, наконец-то, удался. Так, милая сестрица, я обязал Агаду платить мне дань, оставил там гарнизон, вернулся с добычей в столицу и несколько дней считал себя весьма удачливым человеком, ведь в одной кампании я и город приобрел, и от наемников избавился. Даже велел начать ремонт в их казармах. А несколько дней спустя ко мне явился злой как собака Лайи Сурвадольи и принялся жаловаться, что им негде жить, потому как их жилище перевернули вверх дном. Пришлось выделить им Малый дворец, и теперь, сдается мне, даже когда ремонт закончится, они его не покинут. Эти люди быстро привыкают к хорошему. Мне кажется, я испробовал уже все способы погубить их, но, может, ты, сестрица, что-нибудь подскажешь?

Ятурлех во все глаза смотрела на брата, не в силах поверить, что все эти ужасные слова ей не послышались. Наконец, она сказала:

– Они ведь живые люди, как ты можешь так говорить?

Владыка Палангир снова закатил глаза, словно разговаривал с непонятливым ребенком.

– Я и не ждал, что ты поймешь. При всем моем уважении, сестрица, ты столько лет провела в провинции, что совсем разучилась понимать, каким образом удерживается власть.

Но Ятурлех подумала, что она это как раз очень хорошо понимает.

– Если они не нужны тебе, – сказала она, – можно я выберу десяток молодцов себе в телохранители на обратной дороге? А то моих доходяг побьет даже сломанная ветка.

– Как пожелаешь. Я скажу Сурвадольи, чтобы подошел к тебе сегодня в конце пира.

Пир был назначен на закатный час, и Ятурлех ждала его с нетерпением. В доме покойного мужа в Миассе они тоже устраивали пиры, но те не шли ни в какое сравнение со столичными праздниками, коих она много повидала в бытность свою девицей. Вот и сейчас служанки заплели ей волосы в три косы, а косы стянули в высокий хвост на темени, выпустив вместе с золотыми шнурами. Платье она надела красное, с золотым шитьем, в рукавах спрятала золотую пыль – ей нравилось, как красиво та разлетается из широких прорезей при каждом движении руки.

Зал, в котором должно было состояться празднество, украсили цветочными гирляндами и разноцветными огнями – то придворные мудрецы бросали внутрь факелов разнообразные соли, отчего пламя приобретало то синий, то зеленый, то сиреневый цвет. В дальнем конце зала играли музыканты – каких только инструментов не было в их руках, на миг Ятурлех показалось, что один из игравших водит по струнам арфы ослиной челюстью. Она сощурилась, но рассмотреть плектр так и не смогла.

Стоило, впрочем, признать, что в этот вечер владыка Палангир не пожалел средств на праздник в честь приезда сестры. Выступали танцоры, актеры, жонглеры, даже летающие акробаты, которые, конечно, не летали, но планировали по кругу с помощью особым образом перекрученных канатов. Уже поздно ночью, когда Ятурлех показалось, что брат решил отказаться от забавы, введенной в моду их отцом, ее ждало разочарование.

Их отец, владыка Ардагану, полагал, что на свете не существует ничего дороже жизни, а потому все празднества, что подразумевали хоть какой-нибудь размах, обязательно заканчивались смертью невольника или крупного животного. Вот и в этот раз в середину зала вывели рабыню лет сорока. Чтобы избежать безобразных сцен со слезами, криками и мольбами о пощаде, во всяком случае, в начале действа, из невольников выбирали добровольца. Должно быть, этой рабыне пообещали что-то необыкновенно дорогостоящее, раз она согласилась за это умереть. Ятурлех подумала, что, наверное, брат мог обещать освободить ее детей и снабдить их средствами для начала новой свободной жизни – а какой родитель не почтет это величайшим благом?

Рабыню привязали к столбу посреди зала, и гости забавлялись, поочередно натягивая лук и стреляя в несчастную. Стрелки из большинства были никудышные, часто стрелы вовсе пролетали мимо цели, а те, что попадали, вонзались в случайные места. Но, возможно, так и было задумано: нет ничего скучнее быстрой смерти. Вот лук протянули мрачному человеку, сидевшему по левую руку от владыки. Был он высок, широкоплеч и светлолиц, отчего Ятурлех решила, что это и есть предводитель войхола. Он не сделал и попытки взять оружие, а на лице его была печать такого ледяного отвращения, что слуга пронес лук дальше и подал царю. Рабыня уже не могла ни плакать, ни просить о пощаде – она свесилась на одну сторону, из груди ее вырывался странный рыдающий кашель, с угла рта стекала кровянистая слюна.

Владыка Палангир не зря славился как один из лучших стрелков столицы. Одним выстрелом в глаз он оборвал мучения несчастной. Затем, явно довольный и праздником, и удачным выстрелом, подтолкнул мрачного наемника в бок, взглядом указав на Ятурлех, словно напомнил об утреннем разговоре. Ятурлех приветливо улыбнулась, когда наемник подошел к ней. На нем была туника из тонкого хлопка с разноцветной вышивкой по вороту и подолу, длинный зеленый плащ с серебряным шитьем, а на шее красовалось тяжелое ожерелье из золотых пластин. В некоторых пластинах были прямоугольные выемки, заполненные крошечными рубинами. Неплохо для выходца из нищей Хольи, где, по слухам, матери кормят детей собственной плотью. Ятурлех подумала, что, возможно, брат ее был не так уж неправ.

– Вам не по душе наши развлечения? – мягко спросила она, когда Лайи Сурвадольи подошел к ней и приветствовал полупоклоном.

– На моей родине я привык к другим, – вежливо, но прохладно отвечал он. – Государь сказал, что вы хотели выбрать десять войхола для охраны на обратном пути. Я бы сопроводил вас в наши казармы, чтобы не решать этот вопрос в одиночку, но час уже поздний, и мне кажется, сейчас не лучшее время искать себе сопровождающих. Если завтра вам будет удобно, вы можете подойти к Малому дворцу в любое время.

– Я все же хотела бы пройтись с вами, – все так же мягко отвечала Ятурлех. – Мне кажется, нам есть что обсудить.

– Вот как? – Он взглянул на нее пристальнее, но из-за светлых глаз, за которыми словно бы плескалась вода, выражение лица сложно было разгадать. А сильный акцент не давал различить тона голоса. Но Ятурлех решила, что, по крайней мере, заинтересовала его. Она поднялась и прошествовала к выходу. Эрна и Нимолоя, верные прислужницы, тут же подхватились со скамьи у стены и поспешили за ней. Наемнику ничего не оставалось кроме как пойти следом.

Они вышли в тихий, напоенный ночной прохладой сад и устроились в освещенной узорчатым фонарем беседке.

– Пойте, – велела Ятурлех служанкам, и те огласили сад громогласным пением старинного свадебного гимна. – Это затем, чтобы нас не подслушали, – пояснила она и подсела ближе к наемнику, чтобы они могли, не крича, слышать друг друга. – Мне хочется верить, господин мой, что в тебе, хоть ты и чужестранец, я смогу найти единомышленника.

Сурвадольи приподнял бровь. Ятурлех улыбнулась ему и сказала с чарующей прямотой:

– Мой брат дурно обращается с вами и ищет вашей смерти. Будь я царицей, я бы так себя не вела.

Некоторое время сад оглашало лишь торжественное пение, но вот Сурвадольи склонил голову набок, отчего стал похож на любопытствующую кошку, и сказал:

– Продолжайте.