Даже когда в сети появилась мода на азеркинство, даже когда я поняла, что сильно люблю животных, — и тогда я не считала (и, в общем, не нуждалась в том, чтобы считать) себя кем-то, кроме человека. Но задрачивания на человечность и антропоморфность, равно как отрицания всего человеческого, я не люблю.

И здесь расскажу о представлении равенства в моем мире. Не в тематическом дневнике, потому как это не столько сводка этнографии, сколько мое собственное мировоззрение. "Мы не равны, зато равно свободны", — говорил товарищам Люцифер Мильтона. В моей вселенной это могли бы перефразировать: "Мы не равны, зато равно достойны". Первая часть расшифровывается примерно так: в подлунном мире господствует право сильного. Есть господа и есть рабы. Даром, что и те, и другие люди и могли бы при иных обстоятельствах поменяться местами без ущерба для дела. Понятия прав человека в моей вселенной нет, потому что человечество не выделяется в какую-то особую обладающую правами категорию. Есть "права землевладельца", "права княжеского рода", но "прав человека" моя вселенная не понимает. Для них странно даровать кому-то привилегии по факту рождения безволосой обезьяной. Возможно, это происходит оттого, что на заре человечества они, в отличие от нас, не отделили себя от животного и даже в какой-то мере от неживого мира. Неписаное право также гласит: если вчерашний раб свергнет князя, займет его престол и никто не захочет возразить ему, он будет иметь на этот трон столько же прав, сколько и прежний владелец.

Вторая часть фразы — о равном достоинстве — значит, что, несмотря на земную рознь, перед небом равны все и всё. И все достойны величия и благодати, если смогут их взять — с трудом или без. Я писала об этом стопицот раз в дневнике Нуремхет и тематическом, и это один из основных принципов моего мировоззрения. Неважно, кто ты и что ты: царь, раб, курица-несушка, могучий дракон, богиня, кислотное озеро, подземное тепло. Неважно, мыслишь ли ты, обладаешь ли собственной волей — перед Творцом все имеют одинаковую ценность, и никого Он не предпочитает остальным, и никто не лучше и не хуже другого.

Кстати, в моих работах можно заметить, как хреново я отображаю это мировоззрение, цепляясь по привычке не то что за собственное — за привычное. Так, Фади, желая выкупить Хаорте, спрашивает среднюю смерть: стоит ли жизнь человека жизни бессловесной твари? Можно, конечно, предположить, что Фади имела в виду "хочется ли тебе взять вместо василиска человеческую девочку?", а о вопросе достоинства той и другого не рассуждала.

Вообще мне трудно описывать мировоззрение жителей материка как нечто само собой разумеющееся (а для его обитателей оно таким и было). Я все время норовлю скатиться в обыденное мировоззрение нашего мира, я бы сказала даже, европейское. Например, у меня нередко встречается понятие зла, хотя в моей вселенной его нет вовсе. Я уже приучаюсь заменять "зло" на "беды", "несчастья" или что там пойдет в контексте, но не так-то просто перестроить речевые привычки.