Я знаю, что полтора человека тут скучали по рассказам о Дархи и Халиноми, поэтому вот вам новый. Дархи тут тринадцать лет, и действие происходит в Лаоре через восемь месяцев после ее знакомства с Халиноми. Это глупая легкая история с подростковой влюбленностью. Дархи пытается манипулировать мужиками, но что-то идет не так.
______________________________

Восемь лун сменилось с тех пор, как Дархи отдали новым господам. Новый месяц принес с собой аромат весны, будоражащий разум и чувства, и праздник урожая в этот раз обещал подарить Дархи куда больше радостей, чем осенью. Причиной тому был Эрнум Белый Ястреб, один из воинов владыки всей земли. Он был статен и высок, с черными вьющимися волосами и короткой бородой, вдвое старше Дархи. Она видела его в городе, когда ходила с Элишвой за водой, и даже выяснила, где он живет. Оставалось надеяться, что сам Эрнум хотя бы подозревает о существовании маленькой рабыни, беззаветно в него влюбленной. Желая как можно больше узнать о предмете своей страсти, Дархи принялась расспрашивать Халиноми. Поначалу удивленные ее любопытством (прежде Дархи никогда не занимали подробности походов), они вскоре поняли, что вовсе не воинская жизнь увлекает ее, а некий Эрнум Белый Ястреб. Знали они его плохо, видели мельком, лишь Ладише и Райхо смогли вспомнить, как однажды он бросился на противника и ударом щита размозжил тому череп.

Эта незначительная подробность, однако, привела Дархи в полный восторг. Раз за разом она просила Халиноми пересказывать случай со щитом, служивший для нее доказательством неоспоримой доблести Эрнума. Поначалу они отнеслись к ее причуде снисходительно, но время шло, Дархи становилась лишь настойчивей, и в Халиноми начинало закипать раздражение. Райхо, стоило ей в очередной раз упомянуть имя Эрнума, швырнул в нее кабаний бивень, в котором вырезал отверстие для нити. Бивень угодил Дархи в лоб, и она унеслась прочь, опасаясь, как бы Райхо не бросил в нее чем-то потяжелее.

Даже Ладише, терпеливее прочих относившийся к ее домогательствам, в конце концов, вскричал с досадой:

– Дархи, ты несносное дитя! Если бы язык мог болеть, я уже едва шевелил бы им! Неужели ты думаешь, что в этот раз я скажу тебе что-то новое! Эрнум Белый Ястреб не друг нам и никогда не был. Мы плохо понимаем его речь, а ты – хорошо. Так пойди и сама задай ему вопросы, которыми изводишь нас!

читать дальшеЕго гневная отповедь придала ей мужества, и прежде, чем Ладише передумал, Дархи спешно поклонилась ему и бросилась вниз с холма, в город. Благодаря неуемному любопытству, она прекрасно знала, где живет Эрнум, и надеялась застать его дома по раннему часу. Солнце еще нескоро должно было войти в зенит. Дархи бежала, спотыкаясь, с отчаянно колотящимся сердцем, как будто сегодня, наконец, должна была совершиться ее мечта. Остановившись возле примеченного ею дома, Дархи прислонилась к стене, жадно глотая воздух, держась за грудь. Войти она не осмелилась бы, а потому села на землю у сырцовой стены и стала мять головное покрывало, чтобы занять руки.

Очень скоро к дому приблизилась женщина лет тридцати с большим сосудом, наполненным водой.

– Что ты делаешь здесь, дитя? – Женщина поставила сосуд на землю и с любопытством уставилась на Дархи.

Та сразу же подскочила и поклонилась, не желая вызвать раздражения Эрнумовой… рабыни? Жены? Сестры? Подумав, что жена или сестра столь славного воина вряд ли будут ходить за водой, Дархи решила, что перед ней все же рабыня.

– Я жду Эрнума Белого Ястреба, – быстро сказала она. – Я знаю, что он живет здесь, и хочу говорить с ним.

– Ну, тогда я его позову, – улыбнулась женщина, подхватила сосуд и, легко провернув дверь на деревянном стержне, вошла в дом.

Сердце Дархи взволнованно билось. Что ему говорить? Как его приветствовать? Не рассердит ли его ее настойчивость, как сердила Халиноми?

Но не успела Дархи додумать каждую из этих мыслей, как предмет ее мечтаний появился на пороге и взглянул на нее с удивлением и любопытством.

Дархи тут же поклонилась ему, прижав обе руки к груди.

– Приветствую тебя, Эрнум Белый Ястреб. Я Дархи, я живу в доме на холме, ты меня, наверное, видел?..

Эрнум неуверенно кивнул.

– Ты ходишь с чужеземцами Халиноми и, кажется, переводишь им?

Сердце Дархи возликовало: он, оказывается, знает о ее существовании и, может, даже видел ее несколько раз, о, теперь все, все будет по-другому!

– О чем же ты хотела со мной говорить?

– Скоро праздник урожая, – задыхаясь не то от волнения, не то от восторга, заговорила она. – И я с моими господами буду там. И не было бы для меня большей радости, чем видеть там тебя!

– Отчего же?

– Среди всех, кого я здесь знаю, к тебе больше прочих склоняется мое сердце, и, если бы и я нравилась тебе, мы… – Она замолчала, поняв внезапно, что не спросила о главном: – А скажи, добрый господин, я тебе нравлюсь?

Некоторое время Эрнум глядел на нее с недоумением, затем взгляд его потеплел, и слова благодатным дождем пролились в душу Дархи:

– Ты красивая женщина, Дархи, и, пожалуй, нравишься мне.

Она едва сдержалась, чтобы не закричать от радости, боясь разозлить Эрнума, и только улыбка, широкая и глупая, появилась на ее лице.

– Раз так, добрый господин, почему нам не жениться? Хотя бы на одну только праздничную ночь, а там пройдет время – и мои господа выучат язык, и, быть может, отпустят меня, и я буду тебе женой.

Эрнум улыбался, и Дархи подумалось, что он не верит ей. Однако он не высмеял ее мечты и сказал только:

– Что ж, Дархи, если до праздника не передумаешь, я отыщу тебя.

Вопль радости все же вырвался из ее груди, и, схватив руку Эрнума, она поднесла ее к губам, поклонилась до земли, почти подметя ее покрывалом, и бросилась прочь с пылающим лицом и радостно колотящимся сердцем.

О, он не пожалеет о своих словах, ни мгновения не пожалеет!

Как ликовало, как пело ее сердце те семь дней, что оставались до праздника! Они с Элишвой сшили новый наряд – еще лучше того, что Дархи надевала полгода назад. Дархи порывалась расшить его таким количеством драгоценных камней и золотых бусин, что Элишва заметила:

– Тебе, госпожа, и ходить-то в нем будет трудно, не говоря уже о танцах и любовных ласках.

Только после этих слов Дархи решила ограничиться расшиванием ворота и подола. Дархи долго думала, стоит ли делать к платью пояс, чтобы подчеркнуть грудь, но она была маленькая и худенькая, грудь ее едва выступала под одеждой, и она решила, что пояс ей не поможет. Зато головное покрывало украсила всем, что смогла найти, а в волосы под ним собиралась вплести низки бисера. Не раз и не два представляла Дархи, как она подбежит к Эрнуму и сбросит покрывало и густые волосы ее, блестящие в свете огней, рассыплются по плечам.

Казалось, все было готово к торжеству и ночь должна была пройти так, как задумала Дархи, но в самое утро перед праздничной ночью ей пришла в голову еще одна, как ей подумалось, великолепная мысль.

Тессе сидел на крыше, подставив лицо нежаркому по раннему часу солнцу, и переплетал косу, когда Дархи поднялась к нему по приставной лесенке, одной рукой удерживая кувшин.

– Я принесла тебе воды, господин, – медоточивым голосом произнесла она, когда Тессе приветствовал ее. – Напейся и умойся, а я пока заплету тебе волосы.

И, когда Тессе поставил кувшин между колен, Дархи пристроилась у него за спиной. Тессе рассмеялся:

– Чего ты хочешь?

Дархи смущенно хмыкнула. Всякий раз, когда она стремилась услужить Халиноми без видимых на то причин, они неизменно считали ее порыв корыстным, и чаще всего это и вправду было так.

– Сегодня ночью праздник урожая, – издалека начала она. – И я договорилась с Эрнумом Белым Ястребом, что мы проведем ночь вместе.

– Так вот почему ты перестала нас донимать, – усмехнулся Тессе. – Что ж, удачи тебе. Если ты хотела отпроситься на ночь, то иди куда хочешь.

– Не только, – замялась Дархи. Рука ее замерла в его волосах, и она заговорила медленно и заискивающе, подбирая слова: – В овраге у западных ворот мужчины по обычаю бьются друг с другом, пока не рухнет один. И царь часто бывает там, и многие знатные господа. Говорят даже, что так они отбирают солдат себе в войско. И я слышала, что Эрнума царь также впервые увидел в этом овраге, когда ему было четырнадцать лет. И что мой бывший господин в мои годы тоже многих побеждал на этих состязаниях.

– Я был там осенью – и вправду занятное зрелище, – согласился Тессе. – Тебе-то что до него?

Дархи произнесла как могла нежно:

– Я была бы благодарна тебе до конца жизни, если бы ты пошел туда, и вступил в поединок с Эрнумом Белым Ястребом, и проиграл бы ему.

– Что? – Тессе поперхнулся, и Дархи поняла, что сказала несусветную чушь, но продолжала быстро, не дав ему вставить и слова.

– Я тоже буду там, и, если он сможет одолеть тебя, только представь, как он будет счастлив. Ты величайший воин, от Суари до Лаора идет о тебе слава, даже я слышала о Халиноми, когда была младше, а уж если маленькая рабыня знала твое имя, воины и подавно должны считать тебя мерилом силы. Я хочу, чтобы в эту ночь он был счастливее всех людей на земле!

– То есть ты хочешь, чтобы я проиграл затем, чтобы поднять ему настроение?

Дархи закивала, но, спохватившись, что Тессе сидит к ней спиной, сказала горячо:

– Именно так! И после этого я обещаю, что слова поперек никому из вас не скажу, и не буду донимать, и не стану отговариваться недомоганием, чтобы не идти с вами в город, и…

Тессе вздохнул и досадливо потер шею. Дархи видела, что ему не нравится эта мысль, и она догадывалась, почему, но Тессе сам озвучил ее догадки.

– Всех ртов не заткнешь – даже если царя там не будет, ему точно расскажут о моем поражении, а он и так ищет повода нас обделить. «Ах, Тессе, мне говорили, что ты непобедимый воин, а что же выходит? Я и так даю тебе слишком много», – очень похоже передразнил он владыку мира.

Дархи прекрасно знала, как жадны ее господа и сколько размолвок возникало у них с царем и его военачальниками из-за добычи, и пустила в ход последнее свое оружие.

– Ты сам говорил, что когда я вырасту, выдашь меня за богатого человека – а Эрнум Белый Ястреб весьма богат! Если я очарую его, он прождет и год, и два года, чтобы взять меня в жены, а вы к тому времени выучите язык и отпустите меня!

– Неужто наше общество так опостылело тебе, милая Дархи? – рассмеялся Тессе. – Может, я сам хочу взять тебя в жены.

Дархи кисло улыбнулась.

– Так ты поможешь мне?

– Ладно! – Он вскочил, хлопнув себя по бедрам, и черная коса его выскользнула из ее пальцев. – Скажу потом, что был пьян!

Дархи издала радостный крик и, схватив руку Тессе, осыпала ее поцелуями. И тут же, забыв о кувшине, унеслась вниз: ей нужно было еще украсить волосы бисером перед праздником.

Она едва дождалась ночи и, оставив Халиноми еще на холме, сбежала вместе с Элишвой к оврагу. Та едва поспевала за ней, ведь ей приходилось ждать малолетнего сына, еще не слишком твердо стоящего на ногах.

Несмотря на то, что солнце едва закатилось, у оврага собралось уже много народу, и Дархи, совсем забыв об Элишве, протолкалась в первые ряды.

В овраге боролись двое. Одного из них Дархи знала – то был юный Ламаш парой лет старше нее. Как-то раз он помог ей достать из колодца упавший кувшин. Второй был видимо старше и не знаком ей. Но эти двое мало ее занимали. Она ждала, когда появится Эрнум Белый Ястреб, ведь, судя по словам его рабыни, которую Дархи несколько раз встречала у колодца, он не пропускает таких состязаний, считая, что овраг приносит ему удачу, как принес полжизни назад, когда одаренного мальчика заметил владыка мира.

Ламаш, конечно, не справился с соперником и, как ни настойчив был, пал, хватаясь за живот и с трудом пытаясь вдохнуть. Противник его издал радостный крик, и толпа, собравшаяся у оврага, подхватила его, и Дархи закричала тоже – не оттого, что желала ему победы, а оттого, что общее возбуждение нахлынуло на нее. Затем старший из бойцов подошел к Ламашу и как ни в чем не бывало протянул ему руку, помогая встать. Юноша принял руку, но все еще держался за живот и вид имел весьма болезненный.

Дархи взволнованно огляделась по сторонам, но не увидела ни Эрнума, ни Халиноми, и на миг ей подумалось: что если Эрнум решил изменить своему обычаю, а Тессе забыл их уговор?

Но вот явился – прекрасный, непобедимый, гордый – и спрыгнул в овраг легко, будто кошка, и Дархи закричала от радости.

– Выходи, сильные, смелые! – смеясь, восклицал Эрнум, и кто-то спустился в овраг почти рядом с Дархи, но то был не Тессе, и этого человека она не знала.

Два противоречивых чувства терзали ее: с одной стороны, она хотела остаться и посмотреть на удаль своего возлюбленного, с другой – ей явно следовало скорее найти Тессе и напомнить ему его обещание.

В конце концов, Дархи отвела глаза от оврага и, протолкавшись снова сквозь толпу, бросилась бежать.

Она нашла Тессе в роще у подножия холма, на котором стоял их дом. Он сидел напротив пышногрудой Ини и, видимо, пытался неловко объясниться с ней, отчего обоих то и дело разбирал смех. Ини была десятью годами старше Дархи и очень красива. У нее была мягкая грудь с крупными темными сосками, округлый живот, густые волосы, вьющиеся крупными локонами, и ласковые карие глаза. Дархи она чем-то напоминала корову. Нынче на ней ничего не было, кроме недлинной юбки и нескольких золотых браслетов.

Несмотря на то, что сейчас Ини отвлекала Тессе, Дархи была благодарна ей. За полгода жизни в Лаоре Халиноми научились кое-как объясняться с местными без ее помощи. По крайней мере, дома, отдавая распоряжения Хошебу или Элишве, они вполне могли сказать «пойди прочь», «дай сюда», «унеси» или «позови Дархи». Райхо вместо «пойди прочь» использовал форму «пропади», которую когда-то услышал, и, хотя из иных уст это прозвучало бы зло и грубо, его привычка была скорее забавна. Дархи уже и не вспомнила бы, сколько раз они с Элишвой тайком смеялись над Халиноми, вспоминая совсем уж нелепые ошибки в их речи.

Тем не менее, когда трудности чужеземцев вызывали смех у кого-либо еще, Дархи было неприятно. Женщины у колодца, куда они с Элишвой ходили за водой, часто начинали, завидев Дархи, вспоминать ее господ – обычно это заканчивалось всеобщим весельем, и Дархи в глубине души жалела Халиноми. Вероятно, им было одиноко здесь, где они не имели друзей, кроме маленькой рабыни, и потому Ини вызывала в Дархи добрые чувства. Она смеялась вместе со всеми, но, в отличие от многих других, относилась к Халиноми с теплотой и вовсе не смущалась чужеземной речью.

Однако сейчас Дархи должна была прервать их, и, неслышно пройдя за спину Тессе, она кашлянула несколько раз. Он обернулся, и Дархи сказала:

– Эрнум уже в овраге и уже с кем-то бьется. Если поторопишься, мы точно его застанем.

– О, прости меня, сестрица, я совсем забыл! – воскликнул Тессе, и они втроем направились к оврагу.

К счастью, Эрнум все еще был там. Дархи не видела, чем закончился его первый поединок, но, судя по самодовольному лицу возлюбленного, он одержал победу. Нынче он сидел на краю оврага, обнимая девицу, одежды на которой было еще меньше, чем на Ини, и жгучая ревность загорелась в груди Дархи. Но вот Эрнум, видно, отдохнув, снова спрыгнул в овраг, и Дархи толкнула Тессе, призывая его бросить Эрнуму вызов. На девицу она смотрела как на личного врага, но вскоре подавшаяся вперед толпа скрыла от ее глаз Эрнумову случайную подругу – не то Дархи бы, чего доброго, убила ее взглядом. На краю оврага сделалось теснее и трудно дышать, Ини, притиснутая к ней, была потная и горячая, Дархи в волнении сжала ее ладонь.

Она сразу поняла, что, даже если Тессе потерпит поражение, это будет выглядеть так искусственно, что никто в здравом уме в то не поверит. Несомненно, Эрнум был силен и ловок, но куда ему было до вожака Халиноми! Они сражались тупыми длинными шестами – древками копий, с которых сняли наконечники, и Тессе, изворотливый как кошка, уходил от ударов противника так легко, что Дархи впервые усомнилась: хороша ли была ее затея.

В какой-то миг Тессе схватил древко Эрнумова копья и, резко присев, потянул его вниз, заставив противника выпустить это нехитрое оружие, чтобы не быть увлеченным следом. Дархи застонала в отчаянии. Кажется, только вспомнив о ней, Тессе обернулся к толпе – и мгновенное замешательство стоило ему победы.

Эрнум, оставленный без оружия, ударил противника кулаком в лицо. Тессе попытался в последний миг увернуться от удара, отшатнулся назад, споткнулся и неловко рухнул на бок, будто зазевавшаяся кошка, не сумевшая вовремя отпрыгнуть с пути повозки.

Раздался смех, у Тессе из разбитого носа текла кровь, но Дархи не смотрела на него. Она видела только Эрнума – Эрнума, который, даже будучи обезоружен, сумел воспользоваться слабостью противника и заставить его пасть. О, как он, должно быть, был счастлив в этот миг! И как счастлива была она! Подавшись вперед, Дархи почти сползла в овраг, чтобы быть к нему ближе, чтобы он увидел ее, вспомнил ее, возжелал ее!

Эрнум оглядывал толпу, и улыбка его сияла ярче солнца, и взгляд его задержался на Дархи – но не остановился, а скользнул дальше, и, к ужасу Дархи, уперся в полуголую девицу, которую он недавно обнимал.

Тогда Эрнум подошел к пологому скату оврага и, взобравшись на него наполовину, произнес:

– Ты, прекрасная Хамирамат, желаннее всех женщин, которых я знал. Иди со мной, будь моей супругой, и я подарю тебе все сокровища, которыми обладаю.

Дархи застыла, прирастя к земле, словно ледяная вода пролилась ей в душу. Тессе тоже выглядел обескураженным, но вот по склону оврага сбежала Ини и увлекла его за собой, прочь от толпы, и вскоре они скрылись из виду.

В душе Дархи ледяное отчаяние боролось с горячей яростью. Как же легко нарушил Эрнум данные ей обещания! Зачем он вообще подарил ей надежду, зачем она донимала Халиноми, ночами шила наряд и мечтала о его объятиях! Зачем заставила Тессе поддаться ему, зачем вообще делала что угодно ради него!

О, он заплатит за свою ложь, стократно заплатит! Так, размазывая слезы по лицу, Дархи бросилась бежать прочь от толпы и от оврага, где оставалась ее обида.

Райхо она нашла на высоком холме близ озера. Осенью здесь поймали ящера-рыболова, но теперь, вспоминая тот случай, Дархи видела его словно сквозь плотную пелену. Разум ее застила обида, а глаза – слезы, и ничего не видела она, кроме своего горя.

Райхо бил птиц. Дархи не могла даже определить их породу, так было темно, а Райхо, казалось, даже тьма была нипочем. Стрелы его не ведали промаха, и в иное время Дархи стало бы жаль несчастных созданий, падавших в озеро от его жестокой забавы, ведь Райхо даже не стремился подбирать их. Но теперь, вспыльчивый и яростный, он был ей нужен, и она взобралась на холм и закричала в слезах:

– Райхо, Райхо, что ты бьешь птиц, когда другого человека должны пронзить твои стрелы! Знай же, что Эрнум Белый Ястреб обидел меня, и я не успокоюсь, пока он не заплатит за свой поступок!

– Он тебя ограбил? – Еще один горестный птичий крик раздался над озером. – Избил? Изнасиловал?

– Он обещал взять меня в жены этой ночью, но вместо меня выбрал другую женщину! – в ярости крикнула Дархи.

Но напрасно она думала, что Райхо тронет ее горе. Он лишь рассмеялся, опустив лук.

– Тогда какое мне дело до твоих любовных похождений! Ступай поплачься Элишве, а ко мне не подходи – еще раз я услышу имя Эрнума и сброшу тебя в озеро!

– Что ж, тогда и я скажу! – вспылила Дархи. – Твои забавы жестоки, и Небесный Отец увидит, что ты делаешь с его птицами, и накажет тебя, и отнимет у тебя зрение! Тогда, возможно, твое сердце сделается добрее!

С этими словами она помчалась вниз с холма, и вслед ей несся хохот Райхо:

– Так ли ты говорила, маленькая Дархи, когда я принес тебе птицу эрев и ты украшала ее перьями пояс!

… Ладише явно куда-то спешил, и в иное время Дархи не встала бы у него на пути, но сейчас, охваченная гневом, не могла думать о чужом неудобстве.

– Господин мой, постой, я не займу много времени, но прошу выслушать меня! – взмолилась она, вцепляясь в его руку.

– Что случилось?

– Эрнум Белый Ястреб нанес мне ужасную обиду! Он обещал, что проведет эту ночь со мной и что мы сочетаемся браком, но выбрал другую женщину, хотя и знал, что я жду его! Убей его, господин мой, я не успокоюсь, пока не увижу его голову у своих ног, и больше я никогда ни о чем тебя не попрошу!

– Успокойся, сестрица Дархи, возможно, все не так ужасно, как тебе кажется, – миролюбиво произнес Ладише, но глаза его говорили «прошу, исчезни». – Пойди к нему снова и напомни о себе. Возможно, он забыл о ваших обещаниях или вовсе счел, что противен тебе. Иногда ты ведешь себя так надменно, что даже я начинаю думать, что в чем-то провинился перед тобой.

Как могла она надеяться, что Ладише поймет ее гнев!

Оставив его, Дархи бросилась искать Йарну и нашла его у больших костров в полях, застав за весьма интересным занятием. Ничуть не нуждаясь в переводчике, Йарна беседовал с высоким человеком, одетым в дорогую одежду из тончайшего хлопка, белого, как облако, не несущее дождя. Не раз Дархи казалось, будто Йарна лучше и быстрее своих товарищей освоил чужой язык – или знал с самого начала – и вовсе не нуждался в ее услугах. Но спрашивать о том она не решалась.

Подойдя к господину и его собеседнику, она почтительно поклонилась обоим, и отозвала Йарну в сторону, и зашептала горячо:

– Господин мой, ты последняя моя надежда на утоление моего гнева. Эрнум Белый Ястреб, о котором мой язык уже устал говорить, нанес мне тяжкую обиду, и нарушил обещание, которое мне дал, и взял другую женщину, а на меня не обратил внимания. Вызови его на битву и убей, я знаю, что ты величайший из воинов земли и даже Тессе не уступишь в доблести!

Йарна усмехнулся и, положив руку ей на плечо, отвел дальше от костра. Повинуясь ему, Дархи медленно пошла следом.

– Ты так горяча, милая Дархи, и думаешь, что его смерть утолит твою ярость. Но ты еще ребенок, и потому тебе кажется, что лучший способ отомстить человеку – это убить его.

– Разумеется!

– Но ведь ты страдаешь гораздо дольше и чувствуешь боль куда более глубокую, чем почувствует человек, если ему отрубить голову или пронзить сердце. Месть может услаждать твою душу многие дни, месяцы, даже годы – пока гнев окончательно не покинет ее. Послушай, что я тебе скажу. Я познакомился сегодня с одним человеком – ты видела его у костра – он мудрый ученый и одаренный чародей. Он может заставить душу страдать множество дней, он может наслать на человека бессонницу или кошмарные сновидения, которые сведут несчастного с ума. Может отнять его удачу – и тогда падет его скот, и его жены и наложницы будут разрешаться от бремени мертвыми детьми, и родители его умрут в болезни, не дожив до старости, и дети перестанут узнавать его, и друзья отвернутся от такого человека, и все, что ценил он в жизни – все будет отнято, а он не сможет даже назвать причину своих несчастий. Утолит ли такая месть твой гнев, милая Дархи?

Еще прежде, чем он закончил говорить, ей стало неуютно от его слов, и Дархи попыталась ненавязчиво сбросить его руку. Йарна, будто поняв ее порыв, перестал обнимать ее за плечо. Как ни горяча была ее злость на Эрнума, она вовсе не хотела видеть, как разрушается день за днем его жизнь, и уж всяко не хотела становиться тому причиной.

– Видно, нет, – вздохнув, отвечала она. – Я, верно, погорячилась, когда просила для него кары. Пускай делает что хочет.

С этими словами она оставила Йарну и поплелась домой. Праздник больше не занимал ее, попытки добиться возмездия отняли последние силы, в груди было пусто. С трудом переставляя ноги, Дархи поднялась на холм, где стоял их дом, и остановившись у порога, легла поперек входного проема, бессмысленно глядя вверх.

Так и нашла ее Элишва поздней ночью, Дархи едва мазнула по ней взглядом.

– Вставай, – сказала Элишва. – Я запекла в хлеб сладкие ягоды, поешь и утешься от своей печали.

– Не встану, – замогильным голосом отозвалась Дархи. – Я буду лежать здесь, пока не умру.

Элишва вздохнула, и, весьма непочтительно подвинув Дархи, уместила рядом свой зад.

– Все грустишь о своем Ястребе?

– Какая разница, он или кто другой. Никому я не нужна, и ни один мужчина никогда не полюбит меня.

– Ну, что за чушь! – вскричала Элишва. – Если твой возлюбленный выбрал другую, то пусть провалится! Но разве твои господа не любят тебя! Они дарят тебе что добывают в своих походах, и зовут тебя сестрой, и Тессе поддался Эрнуму, потому что ты его попросила. Если не этого ты ищешь, чего тогда?

И хотя Элишва говорила глупости и Дархи имела в виду вовсе не ту любовь, она почувствовала внезапно, что лежать ей больше не удобно. Присев, она спросила Элишву:

– Твой хлеб еще теплый? Я сегодня ужасно голодна.