Среди вопросов был и такой: смогли бы вы в случае необходимости убить домашнее животное или птицу? Я ответила, что, наверное, не смогла бы, и дело не столько в том, что будут кровь и прочие технические подробности. Дело в том, что при моем отношении к животным совесть не позволит поднять руку на того, кого кормил. Можно убить животное на охоте, когда вы состязаетесь в ловкости, скорости, хитрости, когда зверь умирает в бою, в погоне, в крови, иными словами, так, как предписано природой. Но не когда животное доверяет тебе и живет с тобой бок о бок. Я приветствую также убийство как облегчение страданий. Тут можно много рассуждать о праве отнимать жизнь, но если вашего котика переехала машина и его внутренние органы превратились в компот, плох тот хозяин, который скажет: "Терпи, Барсик". Разводить животных, чтобы всегда иметь свежее мясо, конечно, удобно. Это, наряду с земледелием, считается величайшим достижением человеческой цивилизации. Но, скорее всего, я не смогла бы разводить кроликов, как семья моей подруги в Башкирии, чтобы потом их резать.
Возвращаясь из университета, я думала об еще одной вещи. О том, почему я, вся такая эмотивная, никогда не плакала над смертями. Ни над теми, что случились далеко, ни над той, что произошла у меня на глазах. Было некое тягостное чувство ожидания смерти, но после, когда все случалось, тяжесть уходила и оставляло нечто другое. Печаль, говорила Софья Агранович в лекциях о сказке, это желание живых общаться с мертвыми. Возможно, я чувствую печаль, потому что нас разделяет огромная пропасть.
И слава Богу, что этой пропасти есть кого разделять.