Он навлек на своих братьев беду, на свое имя - позор, на свою голову - проклятье. История его была вымарана из Книги Жизни, руки настолько же безжалостные, насколько бесстрастные, попытались уничтожить самую память о нем.

Трое ворот из меди поставлены были для того, чтобы держать его в тюрьме.

Трое ворот из железа поставлены были для того, чтобы не дать ему вырваться на волю.

Трое ворот из адаманта поставлены были для того, чтобы охранить покой Земли и Небес от того единственного, кто мог его поколебать.

От горящих подземных озер, от бесплодных пространств, напитанных ядовитыми парами, от красно-черного неба летел его торжествующий крик, и содрогался Ад, и в страхе стонала Земля, и темнели от гнева Небеса.

Он навлек на своих братьев беду, на свое имя - позор, на свою голову - проклятье. Братья его не оставили царя даже во владениях огня и мрака, имя его звучит по всему миру, на голове его - венец из огня и золота.

Род его множится, царство его растет, и гремит от Леты до Флегетона: "Слава государю! Слава!"


***

Что может человек без семьи...

Чего стоит слабый смертный без поддержки хоть захудалого, но рода.

Люди это знают и защищают свои дома и семьи пуще, чем все земные сокровища. Хоть и бранятся мужья с женами, хоть и нарушают дети родительские заветы, а все же редко случается, чтобы родной отец или мать от сына отреклись. Взаимная поддержка - то, благодаря чему живет еще род людской на земле и борется с врагом своим извечным.

Она была дочерью неудачливой ведьмы, попавшейся-таки в цепкие лапы Инквизиции, да привороженного этой самой ведьмой барона. Мать ее сожгли, когда дочери не было и года, а отец и не знал, что у него есть внебрачное дитя от колдуньи. Да разве считают бастардов...

Она родилась в обычной деревне, не лучше и не хуже остальных, где люди так же помогали друг другу и отвечали друг за друга, а если грозила опасность - выходили с вилами и топорами и все вместе уничтожали того, кто посмел потревожить покой их маленького мирка, пахнущего землей и навозом.

Она потревожила. Народный суд оказался суров и скор, людям было все одно, что мать-колдунья, что дочь-младенец. У них были дома и семьи, и они хотели их защитить.

У нее так никогда и не было бы иного дома, кроме занесенного снегом леса, иной семьи, кроме голодных волков, вгрызающихся в промерзшее мясо, если бы не распростерлись над годовалой малюткой тяжелые черные крылья.

Если бы синие глаза, видящие насквозь душу всякого грешника на земле, не обратили взор на брошенного вдали от человеческого жилья младенца.

Если бы руки, привыкшие держать меч и копье, не подняли дрожащее от холода тельце и не согрели бы жаром своих ладоней.

Если бы губы, с которых медовыми каплями стекала ложь и огненными - проклятия, не произнесли однажды: "Отныне это моя дочь".

Если бы не встретился на ее пути тот, от кого спасались жители деревни.

Она была дочерью неудачливой ведьмы, попавшейся-таки в цепкие лапы Инквизиции, да привороженного этой самой ведьмой барона. Мать ее, Геенна, огненной стеной встретит каждого, кто посягнет на самое дорогое ее чадо. Отец ее, светлейший из ангелов, улыбается, когда девочка играет у его ног, и от улыбки этой светлеет мрачный покой.

Люди в деревне пекут жесткие хлебные лепешки, подбрасывают дров в очаг, рассаживаются по сундукам и скамьям, готовятся ужинать. Свое они защитили...