По неширокой полосе песчаного пляжа между скалистым обрывом и морем шли трое. Шаг их был неспешен и размерен, как у уверенных в себе людей, недавно закончивших непростое дело и заслуживших и отдых, и эту ленивую медлительность. Но и полувзгляда хватило бы, чтобы понять: по песчаной полосе шли отнюдь не люди. У первого были пепельного цвета волосы, собранные в тяжелую косу, конец которой опускался ниже бедер, наплечники в виде драконьих лап и два широких клинка без ножен, закрепленных на перевязи за спиной. По лицу его, на котором, чудилось, навсегда застыло выражение самонадеянной гордости, можно было сказать, что господин этот самодоволен и жесток. Волосы второго полыхали алым, и сам он казался созданным из огня, на плече его лежало копье, бронзовый наконечник которого утопал в ореоле длинных перьев всех оттенков красного, словно в сердце небольшого костра. Лицо его было изящно и имело в себе много женского, легко было обмануться видимой мягкостью его черт. Третий имел вид свирепый и дикий, короткие волосы его топорщились на затылке, и одна половина их была черной, а вторая – белой. Лицо было отмечено несколькими шрамами, а наплечники сделаны в виде тигриных лап, увенчанных внушительными когтями. На плече он нес крупный металлический цилиндр, перехваченный кожаными ремнями. Если бы поблизости оказался человек, знакомый с огнестрельным оружием, он смог бы узнать в грубой железной конструкции что-то вроде пушки, но поблизости не было ни единой живой души.
читать дальшеСолнце еще не взошло полностью по раннему часу, и небо было бледно-голубым, расцвеченным розовыми перьями облаков, над морем висела легкая дымка, и чем дальше от берега, тем гуще она становилась. Никто не смог бы определить, когда сквозь дымку стали проступать неясные очертания чего-то громадного и темного, появившегося где-то за полверсты от берега. Чем дольше троица вглядывалась в странное видение, тем все более различимым оно становилось. В открытом море возвышался зловещей громадой кусок суши, над которым, словно рога неведомого они, полумесяцем смыкались две скалы.
- Я начинаю бредить, или вы тоже это видите? – Дикого вида мононоке обернулся к товарищам.
- Я сначала подумал, что это мираж, но, вспомни, ани-джа, не тот ли самый это берег, где мы расстались с мико? – Огневолосый демон приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в застывший неподвижной громадой кусок суши.
- Пылающий остров, как его забыть, - подтвердил третий демон, скрещивая руки на груди.
- Разве он не должен являться раз в пятьдесят лет?
- Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих пересчетах времени, но, по-моему, с тех пор, как мы оставили эту девку на берегу, всего три раза сошел снег, - хмыкнул первый мононоке.
- А может, она умерла, и чары, скрывающие остров, пали? – задумчиво проговорил второй. Голос его звучал напевно и мягко, лишь тот, кто заглянул бы в алую глубину его глаз, понял бы, насколько опрометчиво обмануться этой мягкостью.
- Это было бы слишком хорошо, - усмехнулся третий. – Но мы можем проверить. Гора, отвези нас к острову! – крикнул он в морскую глубину.
До сих пор спокойная водная гладь заколебалась, сначала подернувшись легкой рябью, затем ощетинившись волнами и под конец взорвавшись огромным грохочущим столбом воды, который, опав, явил трем стоявшим на берегу четвертого их собрата. Исполинская черепаха с панцирем, покрытым сплошь шипами и воронками, с длинной шеей и огромными алыми глазами была и вполовину не так ужасна, если бы не жуткая морда – уродливый слепок человеческого лица – покоящаяся на ее лбу. Губы этого безобразного существа, лишенного дара речи, исторгали нечеловеческий смех, тогда как глотка черепахи могла издавать только низкий гортанный крик.
Трое демонов вспрыгнули на спину чудовища.
- Гора, плыви к острову, - повторил мононоке с двумя клинками за спиной, и, медленно развернувшись, неповоротливый зверь направился к виднеющемуся за редеющей дымкой клочку земли.
***
Стоя на краю одной из скал, полумесяцем венчающих остров, Канаде смотрела, как приближаются к ее жилищу четверо печально знакомых демонов. Воцарившееся на острове одиночество не радовало ее, но оказаться в подобном обществе было куда неприятнее. В глубине души она знала, что нынче, что три года назад: Шитошин, даже оставив ее в живых, не оставят в покое. Ибо они связаны друг другом, и, пока в силе она, их руки скованы, а пока в силе они, ее сон никогда не будет крепок.
- Не ожидал, что нас будут встречать, - усмехнулся Рюура, спрыгивая на землю. Три года свободы сделали свое дело, и лицо его было, как прежде, самоуверенно и горделиво, словно и не случалось ему лишиться своего могущества.
- Канаде-сама, какое приятное свидание. – Она отстранилась от притворно радушных объятий Кёры и прохладно кивнула Джуре, который наградил ее кислым взглядом, не оставлявшим сомнений в его радости от встречи.
- Мы думали, ты умерла. – Рюура оглядывал остров сверху, словно пытаясь определить, что изменилось здесь с того дня, как он покинул это место. – Эта земля должна быть видна с берега раз в пятьдесят лет, если я ничего не путаю. Или твои силы уходят, а, жрица? – Что-то хищное и недоброе мелькнуло во взгляде, устремленном на нее.
- Здесь никого не осталось, - просто сказала Канаде, жестом показывая дорогу вниз. Демоны пошли за ней. – Инуяша и его товарищи обещали позаботиться о детях и забрали их с собой, и уже три года я живу здесь в одиночестве. Мои силы вернулись ко мне, так что радуешься ты рано, и я не трачу их понапрасну, чтобы установить защиту над островом, ибо теперь она никому не нужна.
- Не одиноко?
- Одиноко, - не стала кривить душой Канаде. – Но такова судьба мико. Я должна была защитить живших здесь детей, и я их защитила. Нынче они в безопасности.
- Маленькие ханьо так дороги тебе? – Злая веселость в голосе Рюуры сделалась открытой. – Они все еще носят нашу печать, мы можем в любой миг призвать их сюда и прикончить.
- Попробуйте, и можете попрощаться со своей силой, - еще холоднее отозвалась Канаде.
- Ты угрожаешь нам, жрица?
- Я вас предупреждаю.
- Успокойтесь, Канаде-сама, - мягко произнес Кёра. – Братец не имел в виду ничего дурного, он просто шутил.
- На черта не сдались нам эти маленькие ублюдки, - добавил Джура, шедший позади.
Они вошли в лес, и демоны притихли: тут не было слышно плеска волн, и пронзительное безмолвие невольно заставляло замереть.
- Как здесь хорошо… - едва слышно выдохнул Кёра.
- … да, с полудемонской мелюзгой тут было куда больше суеты, - согласился Рюура. Иногда Канаде казалось, что он нарочно хочет ее разозлить.
- Вы, значит, решили воспользоваться моим приглашением и отдохнуть на острове? – усмехнулась она.
- Мы не нуждались в твоем приглашении, чтобы приплыть сюда, - отозвался Рюура.
Они вышли на небольшую поляну под обрывом. В середине ее сверкало в лучах взошедшего солнца озерцо, в которое низвергался кристально чистый водопад. Неподалеку от озера, ближе к стене деревьев, лежал массивный ствол некогда надломленного бурей дуба, Шитошин не сговариваясь устремились к озеру. Вероятно, демонам тоже не чуждо было чувство прекрасного и благоговение перед силами природы. А может быть, здесь они нашли покой, которого не могли, да и не стремились отыскать во внешнем мире.
- Я оставлю вас, - произнесла Канаде. – Надеюсь, за то время, что вы будете здесь, остров не уйдет под воду и не разломится на две части.
- Иначе что?
- Иначе вам придется искать мне новое место жительства.
- В жизни не слышал угрозы нелепее, - закатил глаза Рюура, опускаясь на траву. Но в голосе его уже не было злости, только веселость и едва уловимая насмешка.
***
Когда жрица ушла, трое демонов первое время молчали. Предавались ли они воспоминаниям или отдавали должное предвечному безмолвию, царящему в этом месте, по их лицам трудно было сказать. Сидя на поваленном стволе, смотрел на воду огненный Кёра, и лицо его было отрешенно и печально, как если бы он воскрешал в памяти события далекого прошлого. Рюура распростерся на траве, подложив руки под голову и задумчиво глядя в небо. Джура, скрестив ноги, сидел на самом берегу озера, лицо его даже в этом мирном уголке не утратило всегдашнего выражения свирепости.
- С мико надо что-то делать, - наконец произнес Кёра, поднимая голову от ладоней.
- Согласен, - рыкнул Джура, оба оглянулись на старшего брата. – Пока она тут сидит, мы связаны по рукам и ногам. Стоит ей узнать, что мы тронули кого-нибудь из ее драгоценных ханьо или этого Инуяшу, и мы, как раньше, окажемся пленниками острова. Только на этот раз вообще без возможности убраться.
Еще недавно отрешенное лицо Рюуры приобрело хищное выражение, и, подхватившись, мононоке сел на своем зеленом ложе.
- Я тоже не люблю, когда ограничивают мою свободу. Но если сейчас сражаться с ней – кто поручится, что мы победим, что не останемся здесь навеки.
- А может, она врет? – ощерился Джура. – Может, и не вернулась к ней сила, защиты-то над островом нет.
- Она сказала, что нет смысла заботиться об отводе глаз для себя одной, - скучным голосом напомнил Кёра.
- А если это был обман? Чтобы мы не узнали, что она ослабла вконец?
- Хочешь проверить?
Опять воцарилась тишина.
- Я слышал, мико теряет свою силу, когда выходит замуж, - снова проговорил Кёра.
- Думаешь, она вышла замуж?
- Думаю, можно выдать ее замуж.
Демоны переглянулись, и Рюура, сложив руки на груди, расхохотался от души.
- Клянусь небесами, Кёра, это самая нелепая идея, которая только могла прийти в твою голову, но она не лишена здравого смысла. Только кто же возьмет в жены жрицу, всем известно, что это запрещено.
Шитошин переглянулись снова, и на этот раз дьявольский огонь веселья и злорадства загорелся в алых глазах Рюуры.
***
- Еле нашел тебя, жрица. Ну и место ты выбрала для жилища. – Рюура, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел в дом и хмыкнул, оглядев нехитрое убранство.
- Мне здесь удобно. – Канаде оторвалась от ступки, где измельчала листья крапивы, и повернулась к незваному, да и, что греха таить, нежеланному гостю. – Чего ты хотел?
- Я хочу, чтобы ты сделалась моей женой.
Должно быть, она ослышалась.
- Что?
- Я прошу тебя выйти за меня замуж.
Что за дьявольщина здесь происходит.
- Но… ты же демон. – В растерянности она ничего лучше не придумала. – Зачем тебе…
- Ты слишком осложняешь нам жизнь, мико. Проще будет тебя обезвредить и занять чем-нибудь более безобидным, чем охота на мононоке.
Ну, конечно. От дьявольского разума, придумавшего бросать детей в Адский котел, чтобы подпитаться их силой, не приходилось ждать ничего другого.
- Шитошин на диво сообразительны, - холодно отозвалась Канаде. – Мико обладает духовной силой постольку, поскольку она девственна, если мико выходит замуж или влюбляется, она теряет силу и становится обычной женщиной. Неужели, идя сюда, демон, ты ждал другого ответа, кроме отказа?
- Не ждал, - кивнул Рюура. – Я знал, что ты не согласишься. Но у маленьких ханьо с острова все еще остается наша печать, и стоит нам позвать – они явятся сюда и лишатся голов быстрее, чем ты слово успеешь произнести.
- Камни силы, гляжу, тоже не слишком крепко держатся на ваших головах, демон.
- Я уже несколько раз за сегодня слышал от тебя эту угрозу.
- Как и я от тебя.
Они замерли друг напротив друга, и Рюура опустил подбородок и прикрыл глаза, словно размышляя. Губы его тронула слабая улыбка, и он беспомощно развел руками.
- Ничего не поделать, жрица, наши силы равны, и у каждого есть чем припугнуть другого. Придется договариваться.
- Я не буду с тобой договариваться.
- Мико! – В голосе его послышалось глухое рычание. – Как же вам промывают мозги при храме, если вы даже очевидных вещей понять не способны! Пока мы сильны, ты не можешь быть уверена в безопасности своей и детей, пока ты сильна, мы не можем быть свободны и действовать как нам нравится. Неужели тебе даже в голову эта мысль не приходила?
Стоило признать, что он был прав, и Канаде, вздохнув, спросила уже мягче:
- Что ты предлагаешь?
- Я предлагаю тебе выйти за меня замуж и хочу послушать, чего взамен попросишь ты.
- И, если я соглашусь сделаться твоей женой, ты выполнишь мою просьбу?
Рюура кивнул.
- Дай мне подумать до завтрашнего утра, а как станет свет – приходи со своими братьями, и мы попробуем договориться.
***
На следующее утро маленький ее домик сделался неожиданно тесен: сидя напротив троих из Шитошин, Канаде готовилась изложить свою просьбу, уже заранее зная, что ее исполнение придется отстаивать едва не с оружием в руках. Лица демонов, по крайней мере, имели то выражение, которое без слов может сказать, сколь мало собеседнику хочется слушать и слышать. Руки у всех троих были скрещены на груди – тоже дурной знак, но другого она не ждала.
Канаде глубоко вздохнула, словно перед нырком в глубокую воду. Ей ни разу не приходилось договариваться с демонами: ее учили воевать с ними, защищаться от них, отводить им глаза, но никогда – говорить. И теперь она чувствовала, что идет по очень скользкой тропинке над пропастью и что стоит поставить ногу не туда или сделать слишком резкое движение – и она полетит в бездну, и не вытянут ее оттуда ни назидания наставника, ни сознание собственного долга. Она сама встала на эту зыбкую тропу три года назад, когда отказалась убить Шитошин, и уже прошла по ней слишком далеко, чтобы повернуть вспять.
- Прежде, чем я… выйду замуж, - как непривычно звучали эти слова, - я хочу наложить на вас печать – с тем, чтобы не позволить вам убивать беззащитных. Ее действие таково, что, если от руки кого-нибудь из вас погибнет невинный, вы, все четверо, лишитесь своих сил на срок до захода или восхода солнца, а если убьете многих – то на несколько дней.
- Да ты совсем страх потеряла, жрица! – рыкнул Джура, подаваясь к ней. – Не слишком ли ты требуешь за свою…
- В самый раз!
- Я отказываюсь валяться в беспамятстве только потому, что какая-то человеческая малявка спряталась в курятнике на моем поле боя, - вторил ему Кёра.
- Тщательнее осматривай поле перед битвой.
- Мико. – Рюура поднял на нее глаза, постукивая когтями по чешуйчатым наручам. – Так мы никогда не договоримся. Если уж тебе не достало сил убить нас, будь добра считаться с нами. Мы демоны, а ты человек и, видно, совершенно не можешь и не желаешь нас понять. Да к чертям понимание, но попытайся хотя бы реально смотреть на вещи. – Последние слова он почти прорычал, словно терпение его было на пределе.
- Хорошо, - покорно кивнула Канаде. – Тогда остановимся на умышленном убийстве беззащитных. Вы же воины, в конце концов, сражайтесь, а не устраивайте бойню среди женщин и детей. Такое условие вас устроит?
Судя по лицам Шитошин, их куда больше устроила бы ее внезапная безвременная смерть, но на этот раз никто не нашелся чего возразить, и Канаде решила, что добилась своего.
- А теперь, если никто не собирается оспаривать соглашение, дайте мне поставить печати.
Желание ее немедленной гибели на лицах Шитошин сделалось почти откровенным, но Рюура первым поднялся и, подойдя к ней, повернулся спиной и отвел косу на плечо, чтобы открыть шею – жест доверия и покорности. Старое воспоминание шевельнулось в ее сердце и исчезло, словно она обнажала перед ним шею так давно, что и сказать трудно. Сосредоточившись, Канаде прикоснулась ладонью к открытому участку кожи, и сила ее, проникая в тело демона, искала его душу, чтобы найти ту часть, которая была безразличие и жестокость, и опутать ее крепче цепи. Когда Канаде отняла руку, на шее Рюуры осталась бледно-красная печать, будто след ожога – две перекрещенные стрелы. Поморщившись, демон потер шею, как если бы раздавил надоедливое насекомое, и отошел.
Запечатывать Кёру было уже труднее, а когда знак в виде двух скрещенных стрел оказался на шее Джуры, Канаде едва стояла на ногах. Испарина выступила на лбу, и во всем теле ощущалась предательская слабость. Стараясь, чтобы Шитошин не заметили ее бессилия, она проговорила тихо:
- Четвертый остался…
- Может быть, продолжишь завтра, жрица? – с обманчивой заботливостью осведомился Кёра.
- Не беспокойся обо мне, - с дружелюбием гиены отозвалась она.
- Тем более что завтра ей не с чем будет продолжать, - ухмыльнулся Рюура. – Если тебе трудно, жрица, я могу отнести тебя к морю.
- И сбросить в пасть еще не запечатанному Горе словно бы невзначай, - закончила Канаде.
- В голову бы не пришло. - В голосе Рюуры было столько самодовольства и надменности, что отчего-то поверилось в его честность.
- Просто поддержи меня, - уже мягче ответила она и, подойдя, положила руку поверх его руки.
Кёра за спиной сострил что-то по поводу будущей семейной жизни, она не расслышала. Пока они вдвоем шли к морю, в кружащуюся от слабости голову лезли путаные мысли о том, сможет ли она, Канаде, и в грядущем опереться на него так, как опирается теперь. Рука демона защищает, пели некогда на этом острове, провожая почившего в недра Мейдо-но Кама, рука человека заботится. Невольно она повторяла и повторяла про себя эти слова, пока они окончательно не утратили смысл и не превратились в набор звуков.
Рюура оставил ее на берегу и пошел к воде. Он крикнул что-то в глубину моря, и из его недр появилась гигантская черепаха. Гора, пускай не обладал даром речи, был на редкость сообразительным созданием, иногда Канаде казалось, что все четверо – единый адский разум, призванный в мир, чтобы нести разрушение и огонь. Рюура что-то объяснял младшему из Шитошин, ветер с моря уносил его слова, и Канаде оставалось надеяться только, что руководитель и путеводная звезда этой дьявольской четверки не уговаривает черепаху сожрать жрицу, как только та приблизится к воде.
Она увидела, как Рюура повернулся и показал Горе печать на шее. Недовольное утробное рычание вырвалось из чудовищной глотки, впрочем, было бы странно ожидать в ответ большой радости.
- Доделай уже свое дело, жрица! – крикнул ей Рюура, и Канаде осторожно пошла к застывшему у берега чудищу, оскальзываясь на влажном песке.
Гора наклонил к ней голову – так что безобразное лицо на его лбу оказалось прямо напротив ее лица. Зрелище это было не из приятных, и Канаде положила руку ниже – между огромных алых глаз черепахи, каждый из которых был величиной с тыкву. По мере того как святая сила уходила в чудовищное тело, ноги слабели все больше, а Рюура стоял в отдалении, не делая попытки даже приблизиться к ней. Когда между налитых кровью глаз появилась едва видимая отметина наподобие двух перекрещенных стрел, Канаде отступила от недовольно всхрапнувшего Горы, поскользнулась на влажном песке и, не сумев удержать равновесия, села на землю. Сил подняться уже не оставалось, всякий раз, когда ей доводилось встречаться с этими четверыми, приходилось тратить на них все, что у нее было.
- Рюура, - негромко позвала она, и старший из Шитошин приблизился, опустившись рядом на корточки. - Сегодня я уже вряд ли смогу сделаться твоей женой, давай отложим выполнение моей части договора на завтра.
Судя по лицу Рюуры, в нем боролись два противоречивых стремления.
- Думаешь о том, сможешь ли сейчас убить меня? – слабо улыбнулась Канаде. Лишившись сил, она лишилась и ярости, и праведного гнева, и кровожадные порывы демонов вызывали в ней больше грусти и понимания, чем злости. – Или изнасиловать?.. – Она отвернулась от него и посмотрела туда, где песчаная полоса пляжа переходила в негустой подлесок. – Три года назад вы уже меня не убили. Да и печать… - Голос ее не был окрашен никаким чувством: телесное бессилие забрало все порывы из ее души.
- Я отнесусь к тебе с уважением, какое положено оказывать невесте, жрица, и не возьму силой, - медленно проговорил Рюура. – Но если завтра ты вздумаешь выкинуть что-нибудь, что угодно, и обмануть меня, обещаю, не побоюсь и тысячу лет провести в беспамятстве после того, как оторву головы твоим ханьо.
- Я не обману тебя, - покачала головой Канаде, прикрывая глаза. – Мне нет смысла нарушать договор. Будь спокоен. – Она обняла его одной рукой за шею, почти уронив голову на чешуйчатый наплечник. Он, поняв ее без слов, поднял на руки – легко, словно она ничего не весила, – и выпрямился. Черное вязкое забытье бессилия окружило ее, и, успокоившись от этого чувства, Канаде погрузилась в глубокий целительный сон без сновидений.
… Когда она проснулась, была глубокая ночь. Хижину освещал лишь падающий в неширокие окна свет звезд, и разглядеть что-либо в темноте было трудно. Ее уложили на футон небрежно и не озаботились тем, чтобы укрыть. Странно еще, что голову не отхватили, пока она спала. Канаде была по-прежнему слаба, но не настолько, чтобы не держаться на ногах. Сон вернул ей часть прежних сил, и теперь тело было легко и пусто, словно опорожненный сосуд.
Спать больше не хотелось, дел в хижине тоже не было, и, привлеченная светом звезд, Канаде вышла наружу. Сияющий путь начинался где-то далеко в небе над ее головой, выше, чем могут заглянуть человеческие глаза, и падал алмазной россыпью в чашу леса.
Канаде направилась к поляне, той самой, где оставила вчера Шитошин. Это было и ее любимое место, и она не раз думала, что и до нее люди и демоны приходили туда в поисках тишины.
Как бы то ни было, в одном она не ошиблась: поляна с озером действительно привлекала гостей острова. Когда Канаде вышла на неширокое, залитое рассеянным светом пространство, она увидела на поваленном дереве Кёру. Мононоке сидел, положив ногу на ногу и подперев голову ладонью, весь вид его выдавал задумчивость и ту предвечную безмятежность, которая может быть свойственна только демонам и силам природы.
Он обернулся, когда Канаде вышла на поляну, но ничего не сказал и не сделал попытки прогнать ее.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила она, вставая неподалеку от поваленного ствола и тоже устремляя взгляд на водопад. На бегущую воду можно было смотреть бесконечно.
- Вам бы о себе подумать, Канаде-сама, - гладко ответил Кёра, ни намека на истинное дружелюбие не было в его голосе.
Они замолчали снова, и Канаде поняла, что демон не заговорит первым. Хрупкое взаимопонимание, установившееся между ними, дало ей надежду на то, что он услышит ее слова.
- Почему вы убили всех обитателей острова? Ведь вы могли прийти сюда, и жить здесь в мире, и растить детей, и никто бы не тронул вас и не сказал дурного слова оттого только, что вы демоны.
- Жрица, - голос Кёры звучал терпеливо, словно он говорил с маленьким ребенком или больным человеком, - я бы рассказал тебе, да ты ведь и слушать не станешь. Каждый раз, когда ты говоришь с нами, ты видишь только собственную правоту. Ты не стремишься ни узнать нас, ни понять, ни даже допустить, что такие, как мы, достойны жить на земле наравне с вами. Я удивляюсь, как демоны и люди могли мирно уживаться на этом острове, если, чтобы достичь взаимопонимания, нам пришлось обоюдно лишить друг друга силы.
Канаде присела рядом с ним на рассохшийся ствол. В какой-то мере Кёра, безусловно, был прав, она действительно не желала их слушать. Но если допустить, что такие, как Шитошин, наравне с людьми достойны жизни, тогда придется признать, что убийства, которые они учиняют, тысячи погибших мужчин, женщин и детей, людей и демонов – что они имели на это право. С этим Канаде согласиться не могла, все ее существо восставало против принятия подобного.
Кёра был так близко, что можно было не вытягивая руки прикоснуться к его плечу, и одновременно дальше, чем звездная дорога в небе. Только сейчас Канаде ощутила разделяющую их пропасть.
- Я попробую выслушать тебя и понять, - проговорила она негромко. – Расскажи мне.
- Утверждение силы, жрица. Что проку от нее, если она лежит мертвым грузом у тебя в шкатулке или у нас во лбах? Дарования, которые достались тебе от рождения, нужно использовать, иначе это предательство собственной природы. Битвы наполняют нашу жизнь смыслом.
- Смысл вашей жизни – разрушение?
- Не разрушение. Утверждение силы. В битве с могущественнейшим из демонов я рад буду погибнуть. – Он замолчал на миг, словно у него разом кончились слова, затем продолжил спокойнее и глуше: - Но я не погибну.
Они снова притихли. Кёра, верно, почел, что больше объяснений не требуется, а Канаде поняла, что слова демона ни на йоту не сделали его ближе к ней, чем раньше.
- Почему вы не убили меня три года назад? – спросила она наконец.
- Я хотел тебя убить, но ани-джа пожелал оставить тебе жизнь, и я решил не спорить. Ему не чуждо некое благородство, если ты замечала.
По голосу Кёры было понятно, что беседа сделалась для него утомительной и скучной, и Канаде почла за лучшее прервать ее.
- Спокойной ночи.
- И тебе, жрица.
***
Следующий день, несмотря на печальный ритуал, который ей предстояло исполнить, был полон солнца и тишины. Влажный ветер с моря стих, и в воздухе разлилась липкая жара. В сердце Канаде поселилась печаль, тихая и светлая, как если бы она была одной из тысяч и тысяч девушек и женщин, которым предстоит расстаться с отчим домом и выйти замуж, как если бы не было десятков лет, на протяжении которых она охраняла остров, как если бы жених ее не был кровожадным мононоке, знающим только язык силы.
Они пришли к ней ранним вечером, когда она вволю набродилась по острову, оставленная один на один с собственными мыслями. Солнце светило уже не так ярко и грело не так сильно, облака начали розоветь, а край горизонта едва-едва подернулся золотом. Все трое были на удивление спокойны и серьезны. Выражение горделивого самодовольства исчезло с лица Рюуры, Кёра больше не пытался острить, и даже Джура не выражал привычно громко своего раздражения. Из всего, что Канаде знала о демонах, ей было известно, что они признают над собой только две власти: силу и родственные узы. Семейные и кровные связи были для них так же священны, как и для людей, а чаще еще более значимы. Уверенность в том, что ее никто больше не тронет, окончательно утвердилась в сердце Канаде с этого дня.
Ей принесли красную нательную рубашку из тончайшего шелка и расшитое летящими журавлями фурисоде ярко-алого цвета, украшенное золотой и серебряной нитью. Канаде не спрашивала, кто шил этот наряд и принадлежал ли он кому-нибудь до ее свадьбы. Ей подумалось, что, вероятно, матушка четырех демонов могла выходить замуж в этом фурисоде, но была ли у них вообще матушка, не являлись ли они все порождением злой воли мира…
Поддавшись настроению общего спокойствия и серьезности, Канаде не стала возражать, когда Кёра прикоснулся к ее волосам золотым гребнем с изумрудами и зачесал пряди высоко наверх, оставив гребень покоиться в них.
Из трех чаш она и Рюура по очереди пили священное саке, и Канаде подумала, что свадебные обычаи демонов мало отличаются от человеческих. После того, как каждый сделал полагающиеся девять глотков, она вопросительно подняла взгляд на Рюуру: по обыкновению после распития саке следовала брачная клятва верности, приносимая мужу и дому. Рюура сделал непонятный жест, который можно было истолковать и как кивок, и как пожатие плечами.
Странная горькая насмешка была в том, что, поклявшись служить людям, нынче она клялась в верности демонам, и в словах ее не было радости, но была твердость, и Шитошин этого оказалось достаточно.
Когда последний звук ее речи растаял в воздухе, чаши взяли Кёра и Джура, сделав каждый по три глотка.
В темнеющем небе над их головами сотнями роились светлячки – души всех, кто когда-либо умирал на этом острове. Старое предание гласило, что души мертвых защищают живых, и с необычайной ясностью Канаде осознала, что ее никто не защитит.
- Мико, - Рюура досадливо потер висок, - перестань делать такое лицо, будто тебя хоронят. В конце концов, разве не радость для каждой женщины – выйти замуж? Ты только и делала на этом острове, что нянчилась с ханьо, и после свадьбы тебя ждет то же самое. Так что не могла бы ты хотя бы сегодня сделать лицо поприятнее?
Эта недовольная отповедь, как ни странно, заставила Канаде улыбнуться. Птицы, горящие синим пламенем, поднялись в воздух, повинуясь взмаху Кёры, и танец голубых огней в почерневшем небе напоминал Хоровод Тысячи Демонов, казалось, что под небесным куполом вращается огромное огненное колесо. Когда пламя на их перьях сделалось алым и остров огласили гортанные крики, сливаясь в жутковатую, прекрасную в своей дикости песню, последний луч надежды покинул ее сердце, и в нем установилась обреченная и умиротворенная тишина.
***
Словно в противовес ее горю, утра что в день свадьбы, что в последующий выдались на удивление солнечными, и золотые лучи будто пытались согреть ее изнутри. Рассеянно шаря по подушкам в поисках гребня, Канаде тщетно пыталась унять дрожь в руках. Внутренний разлад, пошатнувшееся ночью равновесие заставляло ее чувствовать себя неуверенно и беспомощно, хотя сила все еще оставалась внутри и не ушла в одночасье с первой кровью.
Найдя гребень, Канаде села на смятом футоне и кое-как привела себя в порядок. С непривычки во всем теле ощущалась тупая боль и неприятная слабость, но не та, которая приходит с лихорадкой или простудой, а которой отмечено любое новое занятие, забравшее по первости слишком много сил, будь то верховая езда или стрельба из лука.
На сундуке у двери лежало кимоно, которое принесли ей Шитошин: синее с белым, из хлопка, как напоминание о том, что она больше не мико и носить одежды жрицы ей не по чину. Переодевшись, Канаде скатала футон и вышла на крыльцо, усевшись на ступенях и подставив щеки солнцу.
- Как ты себя чувствуешь? – Кёра улыбался, глядя на нее, словно возвращая долг позапрошлой ночи.
- Бывало и лучше, - едва приоткрыв глаза, отозвалась Канаде.
Что-то внутри нее – стержень, на котором все держалось и который до сей поры казался нерушимым – надломилось, и, почуяв этот надлом, сила пришла в беспорядок и хлынула в раскрывшуюся трещину. Она не ушла вся, но уходила постепенно, и через несколько месяцев покинет ее полностью, и тогда она, Канаде, превратится в обычную человеческую женщину. Наверное, быть обычной женщиной не так уж плохо.
- Сделайте одолжение, Канаде-сама, когда вы станете матерью маленьких ханьо, постарайтесь, чтобы они не были похожи на тех ничтожеств, что покинули этот остров с Инуяшей. Полудемон и без того пятно на родословной, попробуйте сделать так, чтобы оно было как можно менее заметным.
Канаде вынула из волос гребень и не целясь бросила его в Кёру. Демон, даже не обернувшись, поймал его. Ни в его словах, ни в ее действиях не было сейчас ненависти или злобы. Поэтому, когда он присел на крыльцо и обнял ее за плечи, Канаде, не веря искренности этих объятий, не отстранилась.