Когда я была намного младше, чем сейчас, отец рассказывал мне, что ему иногда встречаются люди с несовременными лицами. Глядишь на такого и думаешь, что он ошибся эпохой и ему место где-нибудь в тридцатых годах, при царе, а то и вовсе в десятом веке. Мне, помнится, стало дико любопытно, и много дней после этого я испытывала отцовское терпение на прочность вопросами: а у меня какое лицо? а у сестры? а у подруги? а у третьего справа человека на фото? Уже не помню, указал ли он тогда хотя бы на одного обладателя несовременного лица, да и любопытство мое вскоре переключилось на другие вещи.

Много лет спустя, увлекшись этнографией, я стала понимать, что отец имел в виду. Это трудно объяснить, да я и не научилась определять, к какой эпохе мог бы принадлежать увиденный человек. Деление у меня чрезвычайно простое: дети постиндустриальной цивилизации и все остальные. У первых, "современных" людей выражение на лице зачастую нечитаемо: сложно определить, что за чувства они испытывают или делают вид, что испытывают. Словно какая-то мутноватая защитная пленка, у всех примерно одинаковая, покрывает их глаза. У других же, "несовременных", этой защиты нет, на их лицах легко читаются радость, печаль, веселье, горе, спокойствие, умиротворенность, а бывает так, что не читается ничего — как у животных, — но пленки все равно нет. Многих таких людей можно видеть на старых снимках, многих — на современных, тех, что сделаны в Африке, Азии (кроме, пожалуй, Восточной) и других областях, где еще сохраняется традиционный уклад жизни. Нет среди них лиц, похожих одно на другое, потому как нет невидимой пелены, сглаживающей различия.