дикий котанчик
Многие обращения к начинающим писателям предваряют слова: "Можешь не писать — не пиши". В школьные годы мне был непонятен их смысл. Разве можно не мочь не писать? И станет ли задаваться этим вопросом тот, кто увлекся достаточно серьезно, чтобы открыть книгу по писательскому мастерству? Видимо, в те счастливые времена не писать я все-таки не могла, потому и совет этот считала странным и никак не применяла к себе.
Зато теперь (а вероятно, гораздо раньше) пришла пора признаться: я могу не писать. Это больше не насущная потребность, а суровое обязательство, которым я сама себя обременяю вот уже несколько лет, надеясь по старой памяти вернуть прежнюю страсть. Сегодня мое мастерство много выше того, что было в школьные годы, но былой увлеченности уже нет (а помнится, в десятом классе я могла целый день записывать историю, прерываясь только на еду и прогулки). У меня до сих пор множество идей, в моей голове десятки прекрасных образов, но вместе с тем я пустой сосуд, со дна которого постоянно пытаются соскрести остатки угасшего пыла. Видя в своем воображении очередную картину, я все реже думаю о том, что могла бы написать на ее основе, и с каждым годом все больше смиряюсь с мыслью, что могу обойтись без писательства. В ближайшее время точно.
В мире и без того слишком много бесцветных, созданных по долгу службы книг, рассказов и фанфиков, чтобы я увеличивала их число. По крайней мере, год я обещаю отдыхать и не есть себя поедом за то, что не приношу нового и не оправдываю звания творческого человека. А еще — обещаю не писать историй, кроме тех, что станут сами проситься на бумагу и не будут нуждаться в додумывании и обработке.
Зато теперь (а вероятно, гораздо раньше) пришла пора признаться: я могу не писать. Это больше не насущная потребность, а суровое обязательство, которым я сама себя обременяю вот уже несколько лет, надеясь по старой памяти вернуть прежнюю страсть. Сегодня мое мастерство много выше того, что было в школьные годы, но былой увлеченности уже нет (а помнится, в десятом классе я могла целый день записывать историю, прерываясь только на еду и прогулки). У меня до сих пор множество идей, в моей голове десятки прекрасных образов, но вместе с тем я пустой сосуд, со дна которого постоянно пытаются соскрести остатки угасшего пыла. Видя в своем воображении очередную картину, я все реже думаю о том, что могла бы написать на ее основе, и с каждым годом все больше смиряюсь с мыслью, что могу обойтись без писательства. В ближайшее время точно.
В мире и без того слишком много бесцветных, созданных по долгу службы книг, рассказов и фанфиков, чтобы я увеличивала их число. По крайней мере, год я обещаю отдыхать и не есть себя поедом за то, что не приношу нового и не оправдываю звания творческого человека. А еще — обещаю не писать историй, кроме тех, что станут сами проситься на бумагу и не будут нуждаться в додумывании и обработке.
Хорошая: я нахожусь на той ступени мастерства, когда все кажется сложным, хотя раньше виделось простым. Если я пройду эту ступень, все снова сделается простым.
Плохая: возможно, это связано с расстройством работы мозга. В школьные годы умственный труд вдохновлял меня, теперь же он для меня тяжел, и причины тому могут быть самые что ни на есть медицинские.
Я больше склоняюсь ко второй версии, потому что первая — чужое наблюдение, а вторая — мое собственное. Думаю, писательство снова могло бы сделаться легко и приятно, если бы я занималась им каждый день, но, признаюсь, у меня нет желания ежедневно нагружать себя необязательной работой.