Сегодня я внезапно задумалась вот о чем (да, больше года меня этот вопрос не парил, а сегодня как вштырило). Я писала "Год Кошки", опираясь на канон "Инуяши", и, хотя эту историю можно читать и не зная "Инуяши", я показала в образах Шичининтай далеко не все, что есть в первоисточнике. Из "Года Кошки" нельзя понять, что Суикотсу тяжело болен или что Мукотсу падок до женщин. Много чего нельзя понять.

Но можно ли понять главное? Я сегодня задумалась: видно ли из истории тем, кто никогда не смотрел "Инуяшу", что Шичининтай, мягко скажем, не лучшие люди? Видно ли, что они жестоки, самодовольны, жадны, грубы, необразованы, мстительны? Мне почему-то стало очень важно, чтобы это было видно. Более того, это важно мне и в отношении других героев, безотносительно Шичининтай.

Видит ли читатель, что герой горделив, ленив, лжив, слабоволен, глуп, жесток, злораден или все это вместе? Если в герое есть неприятная черта, я обращу на нее внимание, любой изъян назову изъяном, любой порок высвечу. Я назову отвратительными и ужасными все черты и поступки, которые теоретически можно так назвать.

Почему я все это делаю и почему мне это так важно? Потому что в моих историях уже очень давно нет отрицательных персонажей. Все они правы, все они прекрасны, все они мне дороги, думаю, вы, читая мои истории, это чувствуете. Даже Котояма, простите, кто его не любит. Я думаю, если бы он был чуть более рассудителен, не пошел на поводу у гордыни и отдал бы Мадоку Шичининтай, то счастливо жил бы с Амайей и все у него было бы хорошо. И поскольку все они прекрасны и горячо мной любимы, я хочу показать, что, дабы заслужить благосклонность и любовь, необязательно быть без страха и упрека. Можно быть наглухо отбитым ублюдком, но если в тебе видна хоть капля божественного света, с тобой все хорошо.

Сегодня на улице к нам с подругой подошла какая-то женщина и спросила, есть ли нам по восемнадцать. Как оказалось, она хотела поговорить о политике и грядущих выборах.

Что же в этом примечательного, спросите вы? А то, что, по мнению рандомной женщины с улицы, я выгляжу на десять лет моложе реального возраста. Косметосик! Всё было не зря!

Одно из самых тяжелых воспоминаний моего отрочества и ранней юности — это жизнь по чужим домам. Горечь его отзывается по сей день: когда я вижу фотографии деревенских участков, красот сельской природы, внутреннего убранства домов.

У белорусской части моей семьи никогда не было ни дачи, ни дома в деревне, а потому весь опыт жизни в таких местах я получила в чужих семьях. И если вам кажется, что это какая-то ерунда, вспомните мировое культурное наследние и песни девиц, выходящих замуж. Даже если у них никого не было на примете и жених был человек адекватный, замужество все равно почиталось и за горе тоже, потому что женщине предстояло жить среди чужих людей.

Так и мы с сестрой каждое лето, с тех пор как нам исполнилось по одиннадцать-двенадцать лет, проводили по несколько недель у дальних родственников, у друзей родственников, у друзей друзей родственников и далее по списку. Эту порочную практику развивал наш отец, и прекратилась она только когда мы закончили школу. Впрочем, и после этого мне доводилось несколько раз жить в чужих домах, и это были не самые приятные периоды моей жизни.

Конечно, никто нас там не бил и не издевался над нами. Но некая стесненность все равно оставалась. Говорить с хозяевами нужно было подбирая слова, в своем времени мы тоже не всегда были властны, потому что хозяева могли нагрузить нас работой (а потом еще и отчитать, что плохо выполнили), о простых вещах вроде попить воды или помыться нужно было просить, да и то когда хозяева не заняты. Если наш отец считал, что так выглядит подходящий летний отдых для двух школьниц, наверное, он ошибся. Даже уходя гулять в поле или в лес и бродя вне дома, я не была полностью счастлива: ведь после прогулки нужно было возвращаться.

После моей собственной неудачной поездки в гости к подруге, где на меня забили болт и оставили один на один с чужими людьми, пока подруга занималась своими делами, я надолго зареклась ездить к кому-нибудь в гости, и только прекрасный мой отдых в Башкирии два года назад изгладил из души страх снова к кому-нибудь отправиться.

Когда я думала о том, какой жизнью должен был жить Банкотсу до Шичининтай, чтобы в нем накопилось столько обиды на мир и желания сверхчеловеческого могущества, мне даже долго думать не пришлось. Если отбросить патетические версии о прибитых к потолку игрушках и убитых на глазах ребенка родителях, получалась простенькая, но оттого не менее тоскливая история: мать отправила детей в эвакуацию, из которой они не вернулись, проведя оставшуюся часть детства в доме дальней родни. После такого, я уверена, кто угодно захочет стать великим воином и получить демоническую силу, лишь бы никогда больше не становиться жертвой обстоятельств.

Даже сейчас, когда я уже взрослый человек с деньгами, когда я могу уехать когда и откуда угодно, когда могу по собственной воле отказаться от госпитализации или любых иных вещей, которые предполагают совместный быт с чужими людьми, эта тоска до сих пор давит на меня. Недавно я нашла чудесную музыкальную группу из Прибалтики, и одна их композиция была так красива, что мне представился сиреневый вечер в селе, и стена леса, теряющаяся в тумане, и просторное поле с редкими кустами, раскинувшееся насколько хватает глаз. Это была прекрасная картина, но вместе с тем я ощутила тоску: ведь все подобные прекрасные картины я в реальности могла наблюдать только когда жила в чужих семьях, и связь природы и сельской жизни с чужим домом крепко закрепилась в моей голове.

Тем не менее, я не унываю и, наверное, принимаю эту тоску как должное. Я уверена, что стоит мне стать в деревенском доме единоличной хозяйкой или делить быт с очень близкими людьми, как дурные воспоминания постепенно сотрутся из памяти.

# Как-то я шутила, что средневековая японская косметика даст фору любой современной в плане стойкости. Вон Джакотсу в каноне пьет, облизывает губы, кашляет кровью, вытирается лицом о мех и чего только не делает — помада хоть бы смазалась.

Но что Джакотсу! Я вспомнила, как Инуяша подарил Кикио помаду своей матушки, которая, на секунду, скончалась полтора века назад. И помадой еще вполне можно было пользоваться. Я понимаю, что там, скорее всего, минеральный пигмент, который не так просто приходит в негодность, но полтора века, Карл!

Японская средневековая косметика имела в виду сроки годности и твою мицеллярку.

# Даже не знаю, как начать, потому извините, если получится сумбурно.

Я поняла, что завидовать могу только тем, с кем имею достаточно сходства. И не душевного, а вполне себе демографического: пол и возраст. Если успеха добивается мужчина или женщина намного старше меня, мне кажется, будто так и должно быть, они молодцы, вызывают восхищение или уважение и вдохновляют своим примером. Но если женщина моего возраста имеет то, что я хотела бы иметь, в голове возникает непрошенное "так, стоп, а я".

Я как-то писала, что прежняя героиня моих историй с Шичининтай — госпожа Хирадо Маро — во многом обладала мужским характером. И один из признаков этого мужского характера — что к Шичининтай она испытывала нечто вроде зависти.

Мадока — дело другое. Ей и в голову не пришло бы хоть в какой-то мере сопоставить себя с Шичининтай. Им было настолько нечего делить, что и поводов для зависти не нашлось бы.

Сейчас мне ближе отношение Мадоки, мне и в голову не приходит завидовать мужчинам. Но нет-нет, да и проскользнет мысль: десять лет прошло с той поры, как я впервые посмотрела "Инуяшу", и все эти десять лет я вспоминала иногда, что стала старше еще одного из Шичининтай. Но если они умудрились в семнадцать-двадцать-двадцать пять лет вместить целую жизнь, то я в свои двадцать шесть жить как будто даже не начала.

Хочу поделиться этой историей, но тому, кто скажет "пиши", я обглодаю лицо. ^^


читать дальшеВ прошлом посте я писала, что единственной женщиной канона, с которой я могла бы в фанфике свести Шичининтай, была Изаёй. Вчера я пересмотрела те несчастные полторы серии, где она появляется, а сегодня почитала немного об эпохе, в которую она жила, и подумала вот что.

Почему бы Шичининтай не родиться не в шестнадцатом веке, а в четырнадцатом, чтобы их взрослость пришлась на так называемый период Намбокутё, когда тоже хватало любителей погрызть друг другу глотки за землю. Конечно, это не Сенгоку, где даже крестьяне на полях работали вооруженные, но ведь много не надо человеку, чтобы отправиться на войну наемником — достаточно, чтобы политических центров в стране было больше одного.

И вот, прославившись своей разрушительной силой, эти ребята заслужили фактически канонную расправу.

... А теперь смотрим на Изаёй. Инуяша говорил, что родился "в изоляции и бедности" (уууу, карантинненько), в то время как в его детских воспоминаниях фигурирует богатый замок и мать в шелках. В то же время в фильме "Меч, покоряющий мир" Изаёй после родов спасается бегством из павшего замка, и видно, что она смотрит на пожарище из леса, и у нее с собой только простое кимоно, что на ней, плащ из меха огненной крысы и ребенок на руках. Как одинокая женщина с грудным ребенком, оставшись без средств к существованию, раздетая, босая, смогла пешком добраться до родительского дома через весьма неспокойную страну? А я думаю, что она жила с Инуяшей именно в замке своего отца, потому что вряд ли впоследствии вышла замуж.

Определенно ей должен был кто-то помочь. А Шичининтай в моих сюжетах, так уж вышло, выполняют роль фольклорного "волшебного помощника".

Полагаю, чтобы не откинуть коньки с голоду, Изаёй пришла в первую попавшуюся деревню и попросила помощи.

Предположим, эта первая попавшаяся деревня была в горах (что логично, потому что сборщик податей, увезший Изаёй, скорее всего запер ее в горном замке подальше от людей, чтобы ее особо не искали и чтобы его встрече с Тогой никто не помешал). Вот эта-та горная деревушка и стала одной из тех, что прошли Шичининтай, спасаясь от союзных войск и "уничтожая все на своем пути". Понятно, что Изаёй не выбежала к ним с радостными криками, полагаю, она так же, как любой нормальный человек, пыталась укрыться от напасти и укрыть маленького сына. Но впоследствии, если бы выбралась из своего укрытия и увидела Шичининтай, которые были к тому времени похожи на загнанных животных, измученных, ожесточившихся сверх меры от усталости и боли, в ней могло проснуться сострадание. В конце концов, она была очень доброй женщиной.

Не думаю, что с ребенком-полудемоном она жила бы среди самих крестьян, ее быстро бы подвергли остракизму. Но, вероятно, Изаёй могла поселиться в каком-нибудь заброшенном доме или даже тайном гроте неподалеку от села, куда местные особо не ходили и где она могла помочь Шичининтай укрыться и дать их преследователям блуждать бесцельно.

Шичининтай, даром что те еще ублюдки, не настолько неадекватны, чтобы не быть благодарными за собственное спасение. В конце концов, когда они отдохнули и залечили раны, Банкотсу спросил Изаёй, чего она хочет. И она естественно сказала, что хочет вернуться в родительский дом.

И они отправились.

И знаете... возможно, я слишком люблю Изаёй и думаю, что время, проведенное с ней, было бы наполнено теплом и нежностью. И, возможно, я слишком люблю Шичининтай и думаю, что время проведенное с ними, было бы наполнено легкостью и радостью жизни. Но мне кажется, что им было хорошо друг с другом. Шичининтай совершенно не волновала природа ее дитяти, а только того несчастной матери и было нужно.

Я вижу, как Джакотсу с любопытством рассматривает маленького Инуяшу (боже, Джакотсу, знал бы ты, что творил с ним взрослым в каноне...) и отдает младенцу глянувшуюся тому шпильку с бабочками, и темные волосы его, влажные от оседавшего на них снега, укрывают плечи.

Я вижу, как Гинкотсу ужасной своей рукой, способной крошить горную породу, переносит Изаёй с младенцем через ручей — не задев и волоска, как кошки нежно сжимают клыками загривки детенышей.

Я вижу, как Изаёй, утоляя праздное любопытство Банкотсу, учит его писать его собственное имя, и водит его рукой, и как он вздыхает с досадой, мол, это бесполезно, я не могу сосредоточиться.

Я вижу, как Мукотсу, расстроенный отказом очередной красавицы из города, где они остановились, тоскует в одиночестве, и как Изаёй садится рядом и говорит, что вовсе не всякая женщина готова бежать, только увидев его лицо, она вот, например, не готова — и дарит ему цветок.

В конце концов, они все же добираются до места назначения, и прощаться не хочется, или скорее хочется не навсегда, и Изаёй представляет Шичининтай своему отцу (или брату, или кто там был главой семьи) и говорит: вот люди, помогшие мне и моему сыну вернуться домой. И хотя отец ее не в восторге от факта существования Инуяши, или скорее от природы его, он оказывает Шичининтай теплый прием, и награждает их, и, будучи князем ушлым и не привыкшим упускать удачу, приглашает наемников остаться у него на службе еще не несколько месяцев, а там, мол, видно будет. А дочери говорит: можешь, мол, справляться о самочувствии наших гостей (читай: тусить с ними безлимитно, только домой приходи в десять).

В конце концов, сбыть ее подороже не получится: она вдова, тем более с ребенком-полудемоном, так почему бы не использовать уже сложившуюся дружбу ее с Шичининтай, одареннейшими среди воинов эпохи. Такой союзник принесет немалую пользу, и бояться их князю не следует — по крайней мере, до тех пор, пока они очарованы его дочерью.

А там, глядишь...

Все собираюсь написать о том, что составляет сейчас мою жизнь, и все откладываю. Может, думаю, что это не особо интересно, может, просто ленюсь. Но, если вдруг вы хотели знать, как у меня дела, вот.

Работа. Я стала тем чуваком, который работает на двух работах фактически без выходных. На обеих я корректор, обе работы удаленные, оба работодателя из России: основная компания — в Москве, подработка — в Санкт-Петербурге. Жить в Беларуси с московской зарплатой, пусть не слишком высокой, весьма неплохо. В какой-то момент я поняла, что даже покупка нового смартфона пройдет для моего бюджета бесследно, никогда не думала, что доживу до такого. Обе работы мне нравятся, но — это важно! — именно как работы. Не как призвание, не как дело всей жизни, просто как занятие, в котором я разбираюсь, которое выполняю хорошо и за которое не стыжусь брать деньги. Я безмерно благодарна судьбе за эту возможность, потому что все еще помню свое отчаяние полугодовой давности, когда уволилась из школы и нигде не могла найти работу, которая не приносила бы мне боли. Собственно, обе мои работы являются для меня фактически единственным источником образования: помимо них, я совсем ничего не читаю и мало что смотрю. Зато уж на основной работе задания бывают самые разные, и чего я только не навидалась. И аттестаты и дипломы разных стран, и законы всевозможных тематик, и безграмотные письма мамочек о том, как их дитя покушало и покакало, и медицинские выписки, и письма послов к Путину, и рассчеты испарения нефти из открытых и закрытых резервуаров, и послание американского ученого в Росатом... Я работаю так уже полгода и до сих пор не захотела сбежать, на мой взгляд, это отличный результат.

Косметика. Косметику я выбираю по составу. Тут надо сказать, что я не из тех поборников органики, которые считают парабены виновными во всех бедах человечества, хотя есть компоненты, которых я не хотела бы видеть в своем уходе (некоторые из них весьма популярны и считаются очень эффективными, так что речь идет не об одних лишь простых спиртах и минеральном масле). Но дело не только в этом. Я читаю состав — и если он ложится мне на душу, если по прочтении в моей голове вырисовывается какой-то образ, если я понимаю, что здесь для чего, и все складывается в цельную картину, скорее всего, я куплю это средство. Бывает, что состав объективно хорош, но вовсе не вдохновляет меня, и сказать заранее, какие составы лягут мне на душу, а какие — нет, я не могу. Это зависит и от потребностей кожи, и от того, чего пожелает в эту минуту левая пятка. Но, как я уже писала зимой, почти весь мой уход состоит из белорусской и российской косметики. Есть немного польской, и на этом, пожалуй, все. Даже корейские средства меня почему-то не вдохновляют. Я лучше дождусь, когда белорусы сделают собственную интерпретацию с новым хайповым ингредиентом, и куплю ее.

Патриотизм. В какой-то момент я шла по улице и думала, что вот сейчас приду домой, залезу в интернет и буду смотреть красивые картинки с природой. И задумалась: какую природу я хотела бы видеть? И поняла, что со временем в моем сердце прочно укоренились леса, поля и реки, природа средней полосы, так сказать. Что, если бы даже у меня было множество денег (хотя постойте...), я бы хотела жить в Беларуси или в России или — с чуть меньшим энтузиазмом, но все же — в одной из среднеазиатских республик. И Беларусь, и Россия, и Средняя Азия прекрасны по-своему. Если Беларусь для меня — дом, то Россия — мир, а Средняя Азия — праздник.

Беларусь — уют и порядок, тепло и надежность, чистота и простота.
Россия — широта души и дикая вольница, огромное пространство, где можно затеряться и никто не станет тебя искать. Множество народов и несметные сокровища природы и духа. Мой внутренний ребенок говорит: не может быть, чтобы на такой огромной земле не нашлось того, чего жаждет твое сердце.
Средняя Азия — солнце и сладость, яркие краски и радость жизни. Особенно я люблю Узбекистан, хоть никогда не была ни в нем, ни в любой другой соседней с ним республике. Но в Средней Азии я хотела бы скорее бывать частой гостьей, чем жить постоянно.

Шичининтай. История, которая со мной вот уже десять лет. Которая во многом определила мои художественные вкусы, предпочтения в мужчинах и взгляды на мир. Которая впервые показала мне материнскую любовь — не на экране, а во мне самой. Долго я могла бы рассказывать о том, как много она значила для меня в школьные годы и как много значит по сей день, но у меня в половине постов упоминаются эти ребята, думаю, вы уже устали.

К слову, сам "Инуяша" тоже очень хорошее аниме и задает, как мне кажется, правильные ориентиры. Притом, что большинство женских персонажей там так или иначе воины, их нельзя заменить мужскими без разрушения образа (в то время как в голливудских фильмах — легко). Более того, персонажи-мужчины относятся к ним соответствующе и никогда не считают женщин, даже своих подруг и сестер, братухами, с которыми можно заниматься тем же и общаться так же, как и с друзьями-мужчинами. И это уважение, это такое естественное, ненавязчивое сознание того, что мужчины и женщины разные, пронизывает всю картину.

Кроме того, мне очень близка нравственная составляющая истории. Ее понимание добра сходно с моим (у меня его нет). Это не воинствующая добродетель, где все, кто не чист как стеклышко, не могут рассчитывать на милосердие и любовь. Напротив, даже главзлодей, который сделал, казалось, все, чтобы герои (и зрители) его ненавидели, удостаивается спасения и покоя. Чтобы пощадить врага, достаточно того, что он тебе больше не угрожает. Достаточно малейшего проявления доброй воли, чтобы сменить гнев на милость. Грешные люди, жестокие люди, демоны и прочая нечисть — все достойны сострадания, нет неисправимых ошибок и непростительного греха. Вот мое понимание любви, вот мое понимание милосердия. Я бесконечно уважаю главных героев (и авторов) за этот принцип.

Вдобавок ко всему, это просто красивая и нежная, когда легкая, когда трогательная сказка о средневековой Японии.

Это, пожалуй, все, чем я живу сегодня. И, хотя моя мечта все еще кажется далекой, пока довольно этого.

P. S. И кошки. Как я могла забыть о кошках.

Когда мы с мамой вчера смотрели парад, мама заключила коротко: обосрут. Не то, мол, выбрали время и не то место. В общем, в вечерних новостях мы ждали на это событие, мягко говоря, противоречивого обзора.

А вчера я увидела полную версию парада на Ютубе, а под ней — десятки, сотни комментариев со всего русскоязычного Интернета (а вы не хуже меня знаете, как он агрессивен), и среди них — почти ни одного негативного. Люди благодарят, люди плачут, столько теплых слов о Беларуси, о белорусах, о Лукашенко, такого единодушия я в жизни не видела, я все читала и читала, а комментарии все не заканчивались и не заканчивались...

Сегодня маму очень расстроило то, что российские СМИ ни словом о параде не обмолвились и в новостях не показали. Меня это, впрочем, не слишком тронуло, потому что я понимаю, в каком непростом положении оказалась российская власть. Оцени официальная пресса парад положительно — у людей возникнет вопрос, где же тогда был российский праздник. Оцени отрицательно (особенно если потом окажется, что Беларуси он не вышел боком) — обострятся отношения с давним и близким союзником. Конечно, молчание — не то чтобы хороший выход, люди могут себе надумать всякого, но и лучшего решения я не вижу. Возможно, все просто ждут две недели, чтобы сделать соответствующие выводы.

Как вы уже, наверное, поняли, я не сторонница режима изоляции. И сегодня я хотела бы поговорить о его эффективности (о его адекватности мы уже поговорили). Есть неопровержимый довод, оправдывающий введение жесткого карантина: "Китайцам же помогло!" Но мне вспоминается пост одного врача, дневник которой я читала несколько лет назад. Дословно, конечно, не вспомню, но суть была вот в чем: всегда терапия для пациента, а не пациент для терапии. Когда составлен план лечения, врач знакомит с ним пациента и спрашивает: вы сможете его соблюдать? Вы будете его соблюдать? Потому что, если пациент полечится пару дней и забьет, какой смысл в таком лечении. Если вы не хотите отказаться от сладкого, давайте введем какие-нибудь компенсаторные препараты. Если не можете позволить себе дорогие высокоэффективные лекарства, давайте назначим их дешевые аналоги в большей дозировке. И так далее.

СНГ — не китайцы. Заваренные двери наших людей не остановят. В Минске в карантинном общежитии, как я слышала, студенты просто выпрыгивали из окон и шли по своим делам. Да что студенты, даже моя матушка, интеллигентная сорокапятилетняя женщина, как-то раз, не сумев открыть дверь номера изнутри, послала нас с сестрой за помощью к соседке. Но помощи дожидаться не стала: вылезла из окна. Сорвалась, разбилась и полгода пролежала в гипсе.

И это Беларусь, где, в общем, достаточно спокойно. Уверена, что в России любители погулять уже нашли тысячу и один способ это сделать. По крайней мере, я часто слышу от своих российских друзей, что на улицах все гуляют как ни в чем не бывало. Может, изоляция и эффективная мера, но за месяц уже можно было понять: она не работает. Пациент другой. План лечения нужно менять.

Например, пусть полицейские не патрулировали бы улицы, а стояли у входов в магазины, банки и на почту с анисептиками, чтобы любители все потрогать трогали чистыми руками. Риск заражения значительно уменьшится, да и желающих зайти, чтобы "просто спросить" и "просто посмотреть", станет несколько меньше.

Ну, или еще что-нибудь.

Но пока все ратуют за изоляцию, и мой внутренний придурок подозревает, что власти стран просто собирают деньги на какой-то мегапроект вроде той космической фигни, что была в "Геошторме". А так как собирать деньги по-хорошему — долго и скучно, куда проще взимать их со штрафами.

Я сейчас понимаю, что жены декабристов, превратившиеся в наши дни чуть ли не в имя нарицательное, на самом деле не принесли жертвы и не совершили подвига. Судите сами: разве не очевиден выбор? С одной стороны — Петербург, балы и общество, комфортная устоявшаяся жизнь. С другой — унылый суровый край, где жить трудновато, но, в общем, можно, и любимый человек рядом. Да кому нужна светская жизнь и статус, если самая радость твоего сердца находится за много верст от тебя!

Так Кагоме навсегда ушла в средневековье — и не принесла жертвы, хотя в двадцать первом веке остались ее друзья и родные, и жизнь, которой она жила восемнадцать лет. Я не говорю уже про Интернет, водопровод, электричество и прочие блага цивилизации. Кто действительно принес жертву и кого я считаю героем, чей подвиг остался незаметен, — это ее мать. Что она сказала, когда поняла, что Кагоме сейчас исчезнет и больше не вернется? Она сказала: "Вот и хорошо" — и в голосе ее звучали слезы, но она улыбалась и не сделала попытки задержать дочь. И, если вспомнить поддержку, которую она оказывала Кагоме в ситуациях, когда любая другая мать в лучшем случае заперла бы ребенка дома, а в худшем — отвезла бы в другую страну, я могу сказать, что эта женщина — мой идеал матери. Неудивительно, что у нее выросла дочь, спасшая множество людей, и сын, ставший надежной опорой семейства.

Скажу сразу: это пост не о Шичининтай. Но рассуждать я буду, опираясь на их примеры, потому что все дороги ведут к Шичининтай, извините.

Это размышление родилось, когда я увидела арт, на котором Банкотсу, истекающий кровью, пронзенный стрелами, держал в руке шпильку Джакотсу, и... видимо художник хотел показать его душевную боль? Но ошибся. Ни Банкотсу, ни кто-либо другой из его товарищей (за исключением Гинкотсу), по моему глубокому убеждению, не те люди, кто будет скорбеть о друге и терзаться душевной болью, глядя в глаза гибели. С Шичининтай не получится нарисовать трагичную и возвышенную картину смерти, ведь возвышенной смерть становится тогда, когда ее принимают — с радостью или с холодной обреченностью, но принимают. Шичининтай не принимали ее до последнего мгновения и еще немного позже — иначе у Нараку не получилось бы так легко воззвать к их душам и вернуть их в мир. А сопротивление насильственной смерти, к сожалению, никогда не бывает возвышенным — это животный ужас, и ярость, и отчаяние, и трогательного арта тут не нарисуешь.

Отчего неведомый художник вообще решил изобразить Банкотсу в таком нетипичном для него образе? Разве из канона не видно, что это за человек?

И тогда размышление привело меня к тому, что существует три типа людей (на самом деле их гораздо больше, но поговорить хочу о трех).

Первый тип я сравнила бы с ноутбуками, если угодно. Это люди зачастую тонкого душевного склада, высоко одаренные, понимающие глубже и чувствующие острее, чем многие в их окружении. Они могут делать потрясающие вещи. Они могут изобрести лекарство от всех болезней. Могут породить шедевры мирового искусства. Могут воспитать поколение ученых и воинов. Но им нужны условия. Физическая и психологическая безопасность, комфорт, относительная, а лучше полная удовлетворенность жизнью. В отсутствие этого они, конечно, не погибнут. Это ноутбук перестанет работать под водой, а люди будут жить дальше, но все лучшее, что было в них, останется в них и похоронено. Не до тонкости, знаете ли, когда нужно выцарапывать себе место под солнцем.

Второй тип я сравнила бы со строительной техникой. Как и эта техника, такие люди словно бы предназначены для того, чтобы жить и работать в суровых условиях, именно там проявляются лучшие их качества. Если их поместить в уютный кокон, они загнутся, и так же погибнет все лучшее в них. Но и если удар направить прямо на них, они тоже отбросят все, что было в них хорошего и, войдя в аварийный режим, будут спасать себя. Шичининтай принадлежат к этому типу людей. Лучшие их черты проявлялись в обстоятельствах, от которых многие рады были бы держаться подальше. Но вместе с тем, глядя в глаза смерти, Шичининтай думали лишь о том, как ее отвратить.

Однако, благодаря известной стойкости людей второго типа, их часто путают с третьим типом. Третий тип людей я сравнила бы с защитными сооружениями. Если угодно, с куполом над ядерным реактором. Пока все хорошо, это просто громоздкий малополезный элемент конструкции, стремное дизайнерское решение. Но вот враг бомбит город — и сбрасывает на реактор бомбу. И тут ненужный, некрасивый, неуклюжий купол делает, наконец, то, для чего был построен — отклоняет или разрывает снаряд. Это люди, лучшие черты которых проявляются во время катастроф. Те, кто в обычной жизни мог не блистать талантами, но в беде становится щитом и опорой. Это герои, во многом благодаря которым ноутбуки могут совершать сложнейшие вычисления, а строительные краны — возводить здания.

Но беда в том, что, глядя на технику, мы понимаем ее назначение и не ждем сверх разумного. Глядя же на человека, мы не поймем, кто перед нами, люди выглядят примерно одинаково. И часто бывает так, что за невзрачным пареньком, не блещущим интеллектом, не видно будущего героя, а за раздражительной и вечно усталой женщиной — нежной матери. Вот и живут люди, в отличие от техники, не по своей природе, в чужих условиях, по чужим требованиям, делают все средненько, потому что заточены не под это, а разбираться никто не будет. У всех ведь две руки, две ноги, голова и туловище. Значит, и внутри настройки примерно однотипные. Так ведь?