Я снова о лекциях профессора Барковой и своих мыслях по ходу прослушивания.

# Если есть внутренний регулятор почтительности, внешнего не нужно. Наказывать за неуважительное отношение приходится тогда, когда искреннего уважения недостаточно. Поэтому древние греки могли сочинять неприличные истории о своих богах, тогда как римлянина, вздумай он сделать то же самое, осудили бы за богохульство. В Греции (по крайней мере, архаической) в богов верили — в Риме им поклонялись. Потому и я благодушно отношусь к шуткам верующих о христианских святынях, но, когда шутить принимается человек, от христианства далекий, становится не смешно. У неверующего может не быть внутреннего регулятора почтительности: в своем веселье он способен зайти дальше, чем следует, и даже не заметить этого. Я могу как угодно сокращать имена своих героев, но, когда это начинает делать собеседник, возникает закономерное "что за черт!?" Иными словами, разговаривая о том, что важно собеседнику и неважно вам, лучше обойтись без фамильярности и шуток: вы можете не узнать, когда зайдете дальше допустимого.

# Чем старше сущность, тем меньше она личность, тем больше в ней стихийной силы и меньше собственной воли. Разумеется, я не могла не приложить эту закономерность к моей вселенной. Самая старшая сущность мира — Небесный Отец, всеобщий дух, вкладывающий живой огонь в материю. Что ни есть — все существует с его ведома и по его замыслу. Так, он вложил душу в обеих своих супруг: небесную мать и мать-землю. Из них двоих первая обладает куда более самостоятельной волей: это, возможно, происходит от ее свирепого нрава и подвижности. Из недр воздушной воронки, протянувшейся от земной коры до верхнего слоя атмосферы — этой воронкой и была в начале мира небесная мать — родились ветра четырех сторон света. Личности ли они — сложный вопрос. Каждый из братьев обладает особенным нравом, но собственная воля их ограничена: выделившись на заре времен из плоти матери, они остаются ее частью. Ощущают ее ярость — и ярятся сами, чувствуют ее благодушие — и смягчаются, слышат ее веселье — и веселятся. Они орудие ее гнева и милости и часто, благодаря свирепости и силе, нарушают замыслы Небесного Отца.

Из плоти матери-земли родились три дочери: старшая — Янгире, подземный жар, расколовший на плиты земную кору и движущий материки; средняя — Нур-Гайят, панцирь из горных пород, и младшая — Сунгире, воды и соль земли. Будучи старшей из сестер, Янгире имеет весьма ограниченную волю, которая совпадает или, по меньшей мере, не противоречит замыслам Отца. А вот младшие сестры уже куда более независимы. Разумеется, они не пойдут против родительской воли, но ее, эту волю, нужно до них доносить: в отличие от Янгире и братьев-ураганов, ни Сунгире, ни Нур-Гайят не чувствуют намерений и настроений Отца и матери. А это значит, что, хоть действия их и координируются свыше, их помыслы принадлежат только им.

Еще одна разновидность сущностей, лишенных полной свободы воли, — это духи природы. В своей вселенной я знакома только с одним подобным персонажем: это дух вулкана Рудва, посланный Янгире и Сабхати в помощь Илевисе и принимающий вид то маленького огонька, то камешка. Но где один, там и тысяча, поэтому не сомневаюсь, что духи природы в моей вселенной водятся в изобилии. Являясь чистой душой и заимствуя плоть и силу у стихий неживой природы, эти духи не могут иметь воли, отличной от родительской. Так, дух Рудвы не мог отказаться отправиться к Илевисе или навредить ему. Свободу его действий определили рамки чужой воли, которой даже мысли маленького духа не могли противоречить.

Иными словами, среди сил неживой природы почти не найдется тех, кто обладал бы лишь собственными желаниями, — все они так или иначе подчинены воле прародителей, а те, в свою очередь, воле Небесного Отца. Исключением из этого правила может быть только Мать ураганов, которая, даже зная замыслы своего супруга, способна из прихоти действовать им наперекор.

Что до живых существ — от насекомых до человека, от чудовищ до местных божеств — все они обладают свободой выбора, и каждому предстоит решить в одиночестве, слушать ли голос Небесного Отца в своей душе или заглушить его.

Помните, я в начале месяца писала, что у меня нет сексуальных сквиков? Так вот, есть. Причем он относится не только к художественному творчеству, но и к реальной жизни. Это всякие способы предохранения от беременности. Конечно, в постель ложатся не всегда ради детей, но когда персонажи перед тем, как предаться любви, начинают размышлять, как бы избежать последствий, у меня сразу все падает и читать дальше вовсе не хочется. В реальности все еще проще: если я совершенно точно против детей от этого чувака, я не хочу и самого этого чувака.

А знаете, возможно, я не аллозавр. Аллозавр растет как высший хищник и, достигнув зрелости, мало кого боится: весь мир принадлежит ему. А я маленький хищник, я целофиз: у меня острый нюх и быстрые ноги, я убегу от опасности раньше, чем она проявит себя, у меня не рев, а звонкий крик, я мелкий и неубиваемый и больше уклоняюсь, чем борюсь. Но аллозавры, юрские львы, будущие хозяева Северной Америки, — произойдут от меня.

Читаю я мало, а слушаю много, поэтому на размышления меня сподвигают чаще всего не книги, а лекции.

# Профессор Баркова в беседе о мифологизации современного общества говорила, что люди, более тонко и остро чувствующие окружающий мир, часто отождествляют себя с какой-либо нечеловеческой сущностью, будь то животное или мифический персонаж. Вот и получается, что на улицах современных городов можно встретить самых настоящих эльфов, драконов, хоббитов, волков и прочих ребят из ваших кошмаров. Это не совсем то же самое, что азеркинство, хотя, по правде сказать, я не слишком хорошо разбираюсь ни в том, ни в другом. Что до меня, то я никогда всерьез не считала себя никем, кроме человека, но если представить, что во мне все-таки есть нечеловеческое начало, наверняка это самка аллозавра. Я одиночка и с трудом могу терпеть подле себя себе подобных, если только мы не заняты общим делом. Я равнодушна к детям вообще, но уверена, что своих буду любить. Я становлюсь очень зла, когда отстаиваю свои покой и безопасность, но безразлична к тому, что никак их не задевает. Я люблю позднюю юру — это один из немногих периодов, о которых я могу писать легко, не заботясь соблюдением духа эпохи, потому что он выдерживает себя сам. У меня сильные ноги и острое обоняние. Ну, и, наконец, я смотрю на многих теропод, особенно на аллозавров, как на свою возможную партию.

# Профессор Агранович, говоря о тоске и печали, объясняла, что печаль чувствует живой, желая общаться с мертвым, а тоску — мертвый, желая общаться с живыми. Но я называла так свои чувства задолго до того, как услышала ее лекцию. Я печалилась, когда погибало красивое сильное животное — потому что была жива и хотела жизни для него. Я тосковала, вспоминая, что первобытная земля обратилась в нефть и уголь, потому как жизнь осталась там — и блеск, и нищета, и свет, и все разнообразие чувств — а я была мертва, но хотела присоединиться к живым.

Увидела в тамблере у Лис интересную игру: опишите себя так, как рассказал бы о вас писатель, если бы вы были его персонажем. Думаю, так могли бы написать обо мне.

***
Старая порода, говорили о них, подразумевая, вероятно, что таких женщин все реже и реже можно встретить в Европе. Вы увидели бы в избытке подобных лиц, если бы стали изучать фотографии двух прошедших столетий, но в современном городе, где мешаются культуры и народы, уже почти не отыщешь похожих черт. А между тем, почти все сказки старой Европы рассказывают о таких женщинах, и бесчисленные страницы исписаны повествованиями об их жизнях. Они избавлялись от детей ради власти и выносили рыцарей на своих плечах, они же становились причиной раздоров и войн, благодаря красоте или дурному нраву. Им являлись в лесу неспящие духи, их брали в жены боги подземных царств. Крылатые змеи похищали их, унося в бесконечные пещеры, полные драгоценных камней и металла.

В ней не было ничего от этих женщин, кроме лица да смутных воспоминаний о былом могуществе, пробивающихся из-под тревог и равнодушия городской жизни. Но иногда казалось, что стоит одеть ее в шерсть и лен и оковать серебром и железом, как сказочный замок вырастет у нее за спиной и бесчисленные чудовища вырвутся из-под земли, взывая к своей потерянной матери.

Вы еще не возненавидели флэшмобы? Тогда ловите флэшмоб с буковками. Участник получает букву и пишет о десяти любимых вещах, начинающихся с нее. Тень Черного Зверя дала мне букву Д. Десяти вещей набрать не получилось, поэтому пускай будет сколько есть.

1. Доисторический мир. Не покривлю душой, если скажу, что палеонтология оказывает на меня такое же воздействие, как на многих верующих — религия. Я нахожу в доисторических эпохах утешение, чистоту и свободу, я обращаюсь к ним, когда мне тяжело, тоскливо или у меня что-то болит, я готова говорить о них часами, были бы слушатели, и одно из двух моих самых горячих желаний — видеть исчезнувший мир.

2. Драконы. И все другие рептилии, чудовищные и не очень, но они начинаются на другие буквы, поэтому расскажу о драконах. Возможно, из-за своей известности они понравились мне гораздо позже, чем прочие пресмыкающиеся, но, когда понравились, я была счастлива. Наконец-то, мне удалось попасть в струю и полюбить что-то, что любят многие люди: я тотчас оказалась вознаграждена кучей тематического творчества, любительского и профессионального, от книг до украшений. Как и в других пресмыкающихся, в драконах я нахожу сочетание силы с изяществом — по крайней мере, так я объясняю окружающим и самой себе любовь к этим животным. Надо сказать, что драконов и прочих своих любимцев я воспринимаю, в первую очередь, как животных и не люблю их чрезмерного очеловечивания.

3. Дикая природа. Современные флора и фауна не сравнятся с доисторическими, потому как живут под прямым или косвенным влиянием человека, но и они прекрасны и способны утешить и очистить душу.

4. Деньги. Те, кто знает меня в реале, прекрасно осведомлены о том, как я люблю деньги. Напрягаться из-за них я при этом не слишком люблю, но от халявного или полухалявного дохода никогда не откажусь.

5. Дружба. С личной жизнью у меня не очень складывается, но вот с дружбой проблем никогда не было. Сколько себя помню, начиная с самых младших классов, вокруг меня всегда была компания приятелей и несколько близких друзей. С появлением у меня Интернета количество этих связей только возросло, и, право слово, какого только опыта дружбы я не получила! Были здесь и "я хочу провести с тобой всю жизнь", и расставания после ссоры, и планы совместного отдыха и сожительства, и примирения, и бескорыстная помощь, и тихое угасание былых чувств из-за расхождения в интересах, и долгие вечерние беседы, и ни к чему не обязывающие походы в кинотеатр, и чего только не было, право слово. Может быть, поэтому мне куда интереснее истории о друзьях, нежели о любовниках, но, похоже, в современных литературе и киноискусстве, этому чувству уделено очень мало внимания.

6. Дневники. Бумажные, электронные и сетевые. Люблю вести сама, люблю чужие почитать, но объяснить, почему — затрудняюсь. Наверное, все-таки интересны мысли, чувства и даже жизненные события необычных и знакомых людей.

7. Дети. Не скажу, что я большой любитель малышей и ярый последователь принципа "чужих детей не бывает", но непременный атрибут удачного брака и вообще счастливой любви для меня — многочисленное потомство.

Я хочу сказать о том, почему, на мой взгляд, Смауг является не злодеем и нравственным уродом, а всего лишь одушевленным препятствием на пути гномов. Начну с самого очевидного: для того, чтобы быть нравственным уродом, нужно иметь представление о нравственности как таковой. Нам в университете часто приводили в пример Чингисхана и Гитлера: первому на родине ставят памятники, а второго проклинают, хотя по количеству жертв Чингисхан едва ли уступит фюреру. Дело в том, что, когда родился будущий покоритель Евразии, не было самого понятия прав человека, тогда как в первой половине прошлого столетия множество законов и философских учений, начиная едва не с гуманистических идей Возрождения, эти права защищали. Гитлер знал их — и нарушил.

Что знал Смауг? То, что известно любому животному: свою потребность. Расположить ее относительно каких-либо нравственных координат ему и в голову не приходило, да и откуда бы взялись те нравственные координаты? Вряд ли к их обретению располагала жизнь в северном пределе Средиземья.

Между тем, не только в этом Смауг предстает как животное — разумное, прекрасное, но все-таки животное. Если взглянуть на его систему ценностей и сравнить с ценностями местных злодеев, то разрушение как таковое в ней отсутствует, иначе вряд ли бы Эсгарот так долго простоял близ Горы. Единственное, чего ищет дракон, — утоления собственной страсти. Сетон-Томпсон писал, что животные не знают ни добра, ни зла, а хотят покоя, и я не смогла бы сказать лучше.

Собрав золото Эребора (которого, к слову, вечно не хватало Трору по киноверсии), Смауг удовлетворился им и лег спать, и эта насытимость — снова же черта, роднящая его с животными, потому как люди обычно не любят останавливаться на достигнутом.

Кстати, о сокровищах: в серии книг "Зачарованный мир", собиравшей мифы и фольклор различных народов, есть том, посвященный драконам, в котором я встретила мысль о том, что драконы, вышедшие из воды или подземного огненного сердца, так любят и берегут клады, потому что драгоценные камни и металлы принадлежат к колыбели, из которой вышли сами драконы, а оттого утешают их душу. Сначала эта мысль показалась мне притянутой за уши — может, потому, что была коряво изложена, — но сейчас я все чаще задумываюсь о ней и допускаю: почему бы и нет.

Иными словами, Смауг выходит больше внеморальным препятствием, чем безнадежным мудаком, а препятствие достаточно отодвинуть с пути, чтобы оно перестало мешать. В теории это могло бы спасти ему жизнь. Если вы еще не поняли, то все логические выкладки были приведены для того, чтобы оправдать уползание любимого персонажа.

Один из моих любимых художественных образов — это образ "свирепой матери", женщины или звериной самки, самоотверженно любящей или любившей свое потомство. При этом она агрессивна, причем агрессивна открыто, но не суетлива и обладает некоторым величием, заставляющим воспринимать ее всерьез. Навскидку вспоминаются только два персонажа чужого творчества, подходящих под это описание: царица-мать из фильма "Проклятие золотого цветка" и венгерская хвосторога из Поттерианы. Среди собственных героинь я вспоминаю Мать ураганов, Хирадо Маро и Савалах Адскую Печь. Причем этот образ так мною любим, что если подобная героиня оказывается оригинальным персонажем среди канонических (как Маро или Савалах), то даже в этом случае она начинает мне нравиться, хотя, как правило, я не люблю ни главных героев, ни оригинальных.

Образ "свирепой матери" больше чувствуется, чем определяется рассудком. Есть женщины, имеющие детей, величественные и агрессивные, но нет в них какой-то маленькой детали, позволяющей всем сердцем их полюбить. Такова, например, Мать-ящер из саврийских легенд, и есть у меня мысль, что дело тут в некоем благородстве, врожденных дарованиях, будь то физическая сила, колдовское могущество или простая знатность. "Свирепыми матерями" вырастают те, кто взрослел в сознании собственной мощи и не был вынужден доказывать ее всем вокруг.

Есть героини, у которых нет детей, но которые все равно соответствуют этому образу. Среди собственных я назову, пожалуй, Гиляр Хассурват, а среди чужих — Кагуру из "Инуяши", владычицу ветра, так похожую на небесную мать.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Чем меньше ты говоришь о том, что тебе не нравится, тем меньше этого будет вокруг тебя. Знаю, все знаю, но уж больно хочется поболтать. И сегодня я снова буду болтать о сквиках. Сквик (в противоположность кинку) — понятие из фандомной терминологии, обозначающее мотив в художественном творчестве, встретив который, ты плюнешь, перекрестишься и закроешь книгу, вкладку или окно проигрывателя, даже если до этого читал или смотрел с большим увлечением.

На Инсайде сегодня вовсю обсуждают тему сквиков, и большинство народу, как я поняла, плюются от штампов постельных сцен, особенно гомосексуальных. Ну, знаете, все эти дрожащие дырочки, стоящие колом члены, бьющиеся жилки и прочие прелести среднестатистического слэшного фанфика. У меня сексуальных сквиков нет, порно, скорее, нагоняет на меня сон, однако есть парочка мотивов, увидев которые я закрою произведение с суеверным "ох ты ж ебаный ты нахуй".

Во-первых, я категорически не преемлю превращения животных в людей. Превращения людей в животных оставляют меня равнодушной, но, когда случается наоборот, работа посылается в адъ. Как говорит одна моя избранная, в дроп, быстро, решительно. На моей памяти было только одно произведение — индийский фильм "Нагини" — где этот мотив не вызвал у меня отвращения. Там главная героиня, королева-кобра, когда пошла в людские поселения, обрела облик человеческой женщины. Но она не умела ни говорить, ни двигаться как человек, не могла самостоятельно одеться или ухаживать за собой. Помнится, ее одевала жена главного героя-полицейского. Отходя от темы: хороший был фильм, яркий, печальный и совсем не страшный.

Во-вторых — и об этом я сплясала сегодня на Инсайде — мне не нравится привычка многих современных авторов стилизовать речь под типаживотное мышление. В выкладке рейтинговых мини у команды Люциуса Малфоя был хороший фанфик, который я не стала дочитывать после "Друг. Враг. Малыши". С чего народ вообще взял, что животные думают таким образом? Известные мне писатели-анималисты обходились косвенной речью, а не рублеными предложениями в одно слово или бессвязным потоком сознания. Документальные фильмы о живой природе, если им случается упоминать мысли своих героев, тоже используют косвенную речь. Животные не настолько умны, чтобы мыслить в категориях (потому как этот тип мышления тесно связан с речью), и не настолько глупы, чтобы мыслить урывками и не видеть цельной картины происходящего.

В следующий раз я напишу о чем-нибудь более приятном, а тут, сами понимаете, темы для поругаться — самые благодатные. Если до того, как прочитать этот пост, вы страшно хотели посоветовать мне вашу любимую книгу, где дракон всего на пару минут превращается в человека, надеюсь, я отбила у вас желание это делать.