Этот цветущий сад, котята — обочина одной из самых оживленных трасс области. С одной стороны несутся машины, а с другой — все зелено и тихо и пахнет так сладко, что один только запах переносит в лето, если закрыть глаза. Мне кажется, цвета здесь передались несколько тускло. В реальности все было так ярко, что, если бы камера могла передать малейшие оттенки цвета, точно сказали бы, что фотошоп.
Скажу сразу: это пост не о Шичининтай. Но рассуждать я буду, опираясь на их примеры, потому что все дороги ведут к Шичининтай, извините.
Это размышление родилось, когда я увидела арт, на котором Банкотсу, истекающий кровью, пронзенный стрелами, держал в руке шпильку Джакотсу, и... видимо художник хотел показать его душевную боль? Но ошибся. Ни Банкотсу, ни кто-либо другой из его товарищей (за исключением Гинкотсу), по моему глубокому убеждению, не те люди, кто будет скорбеть о друге и терзаться душевной болью, глядя в глаза гибели. С Шичининтай не получится нарисовать трагичную и возвышенную картину смерти, ведь возвышенной смерть становится тогда, когда ее принимают — с радостью или с холодной обреченностью, но принимают. Шичининтай не принимали ее до последнего мгновения и еще немного позже — иначе у Нараку не получилось бы так легко воззвать к их душам и вернуть их в мир. А сопротивление насильственной смерти, к сожалению, никогда не бывает возвышенным — это животный ужас, и ярость, и отчаяние, и трогательного арта тут не нарисуешь.
Отчего неведомый художник вообще решил изобразить Банкотсу в таком нетипичном для него образе? Разве из канона не видно, что это за человек?
И тогда размышление привело меня к тому, что существует три типа людей (на самом деле их гораздо больше, но поговорить хочу о трех).
Первый тип я сравнила бы с ноутбуками, если угодно. Это люди зачастую тонкого душевного склада, высоко одаренные, понимающие глубже и чувствующие острее, чем многие в их окружении. Они могут делать потрясающие вещи. Они могут изобрести лекарство от всех болезней. Могут породить шедевры мирового искусства. Могут воспитать поколение ученых и воинов. Но им нужны условия. Физическая и психологическая безопасность, комфорт, относительная, а лучше полная удовлетворенность жизнью. В отсутствие этого они, конечно, не погибнут. Это ноутбук перестанет работать под водой, а люди будут жить дальше, но все лучшее, что было в них, останется в них и похоронено. Не до тонкости, знаете ли, когда нужно выцарапывать себе место под солнцем.
Второй тип я сравнила бы со строительной техникой. Как и эта техника, такие люди словно бы предназначены для того, чтобы жить и работать в суровых условиях, именно там проявляются лучшие их качества. Если их поместить в уютный кокон, они загнутся, и так же погибнет все лучшее в них. Но и если удар направить прямо на них, они тоже отбросят все, что было в них хорошего и, войдя в аварийный режим, будут спасать себя. Шичининтай принадлежат к этому типу людей. Лучшие их черты проявлялись в обстоятельствах, от которых многие рады были бы держаться подальше. Но вместе с тем, глядя в глаза смерти, Шичининтай думали лишь о том, как ее отвратить.
Однако, благодаря известной стойкости людей второго типа, их часто путают с третьим типом. Третий тип людей я сравнила бы с защитными сооружениями. Если угодно, с куполом над ядерным реактором. Пока все хорошо, это просто громоздкий малополезный элемент конструкции, стремное дизайнерское решение. Но вот враг бомбит город — и сбрасывает на реактор бомбу. И тут ненужный, некрасивый, неуклюжий купол делает, наконец, то, для чего был построен — отклоняет или разрывает снаряд. Это люди, лучшие черты которых проявляются во время катастроф. Те, кто в обычной жизни мог не блистать талантами, но в беде становится щитом и опорой. Это герои, во многом благодаря которым ноутбуки могут совершать сложнейшие вычисления, а строительные краны — возводить здания.
Но беда в том, что, глядя на технику, мы понимаем ее назначение и не ждем сверх разумного. Глядя же на человека, мы не поймем, кто перед нами, люди выглядят примерно одинаково. И часто бывает так, что за невзрачным пареньком, не блещущим интеллектом, не видно будущего героя, а за раздражительной и вечно усталой женщиной — нежной матери. Вот и живут люди, в отличие от техники, не по своей природе, в чужих условиях, по чужим требованиям, делают все средненько, потому что заточены не под это, а разбираться никто не будет. У всех ведь две руки, две ноги, голова и туловище. Значит, и внутри настройки примерно однотипные. Так ведь?
1. Динозавры или драконы? Драконы. Не потому, что они нравятся мне больше. Но потому, что их встретить куда менее реально. А если я повстречаю дракона, значит, я многого не знаю о мире, стало быть, в нем может существовать и прочее, дорогое моему сердцу, что я считала невозможным.
2. Одиночество или компания? Понятно, что время от времени всем хочется побыть в одиночестве, но я от него уже порядком устала, поэтому компания. Лучше даже небольшая: я и кто-нибудь еще, приятный мне.
3. Белорусская косметика или корейская? Белорусская. Она во многом следует за модными тенденциями, новейшими разработками и часто подражает корейской, при этом ее составы вдохновляют меня куда больше. К тому же, при значительной разнице в цене.
4. Жить в городе или в посёлке? Как человек, который жил и там, и там, я выбираю город. Сейчас объясню, почему. Я люблю природу. Но вместе с тем я не люблю жить на виду. В городе ты теряешься в многолюдстве, в дикой местности — из-за отсутствия людей. Поэтому либо город, либо безлюдная местность.
5. Логичный финал истории, или счастливый? Если это не совсем уж издевательство над здравым смыслом, то счастливый.
1. Воздух улицы, когда выхожу на балкон в любую пору года, кроме зимы. 2. Ледяной воздух — отлично приводит в чувство при тошноте и головокружении. 3. Запах весны — обычно начинает ощущаться в конце февраля и часто приходит вместе с солнцем. Описать его я не могу, но чувство такое, будто идешь и знаешь: вот предвестье тепла. 4. Когда отдыхает спина: потянуться после долгого пребывания в одной позе; сесть после нескольких часов на ногах; ощущение теплого и мягкого где-то в районе почек — это место у меня чаще всего замерзает. 5. Когда направляешь теплую струю душа на шею. 6. Зарываться ногами в песок или мягкую землю. 7. Когда чешешь кошку и она вибрирует. 8. Идти по ровной длинной дороге, особенно после долгого сидения. 9. Те десять-пятнадцать минут блаженной расслабленности между отходом ко сну и собственно погружением в сон. 10. Когда обувь или одежда сидят так хорошо, что их не чувствуешь. 11. Танцы. 12. Запахи: сладкие цветочные, трав и растительных масел, озона, ягод. 13. Удачные дубляжи Джакотсу. Или скорее удачные куски дубляжей. Когда актрисам разных стран в какой-то момент удается говорить голосом дикой твари. 14. Гулять в солнечную погоду. От самого солнца я обычно держусь подальше, но видеть его — уже радость. 15. Тут обязательно упомянуть вкусную еду 16. Когда полдня работала на солнце, а потом пьешь, пьешь, пьешь... 17. Рукоделие (вязание и несложное ручное шитье). Пожалуй, его — и в некотором роде еще прогулки — можно назвать моим вариантом медитации.
Во сне какой-то князь подарил меня Шичининтай со словами: вот, мол, ваша награда вдобавок к той, которую вы просили.
И хотя я всегда хотела встретиться с Шичининтай, неважно как, тут почувствовала неладное. А именно: что я стала персонажем популярного женского романа. Что прямо сейчас очередная любительница "дерзких героинь" и "властных героев" читает завязку моей истории и ждет горяченького. И тогда я спросила себя: что я хочу показать этой читательнице? Действовать по законам жанра и развлекать публику мне совершенно не хотелось, тем более, что ни я, ни Шичининтай не подходим под стандартные образы персонажей подобной литературы.
И я поняла: мне хочется, чтобы читательнице стало скучно и она закрыла книгу. Либо внезапно заинтересовалась, но уже в другом ключе. Я была бы почтительна, и покорна, и дружелюбна — почему нет? Я люблю этих людей, даже если они видят меня впервые. А так как Шичининтай не те ребята, которые стали бы отвечать на дружелюбие откровенным издевательством, вряд ли читательнице посчастливилось бы наблюдать наши конфликты.
Пускай все будет просто и естественно, предсказуемо и скучновато, решила я и улыбнулась им.
Как там было: кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
В последнее время я перестала осуждать людей, которые творят дичь из усталости — физической или душевной. Как говорил некий советский врач в блокадные времена, ни одна болезнь не унижает человека. Так вот, усталость тоже не унижает человека. Более того, она не показывает, каков он есть, потому что вы никогда не узнаете, как на самом деле должна работать машина, если она постоянно находится в аварийном режиме.
Я понимаю учителей и родителей, которые кричат на детей. Мужей, оставляющих жен с десятью отпрысками. Жен, которые душат мужей, потому что те задолбали храпеть. Детей, отказывающихся от престарелых родителей. Авторов, прекративших писать из-за отсутствия отзывов. Людей, уставших от бедности и идущих в нелегальный бизнес. Тех, кто сдался в двух шагах от победы. Самоубийц.
Все эти люди никогда не сделали бы такого выбора, живи они в пригодных для человека условиях. Мы не можем приспосабливаться вечно и восставать, как феникс из пепла, что бы ни произошло. Бесспорно нам нужны силы, чтобы переживать трудные времена, но запас этих сил не бесконечен. И откуда нам знать, сколько из этого запаса уже потратила мать, кричащая на ребенка, или тихо спившийся сосед? В конце концов, любой механизм предназначен для работы в стандартном режиме, именно тогда он приносит пользу. При аварийном же режиме машина пытается в первую очередь сохранить саму себя.
Обычно у меня есть два вида главных героев: действующее лицо и рассказчик.
Если главный герой — действующее лицо, активный участник событий и я ставлю задачей показать читателю его личность, я, как правило, люблю его. Примеры таких персонажей: Савалах, Ольвия, Фади Рохи.
А есть главные герои-рассказчики. Они нужны для того, чтобы было чьими глазами смотреть на сюжет и тех персонажей, которые мне действительно важны. Личность рассказчика я, как правило, особо не продумываю: как пойдет, так пойдет, в конце концов, единственное, что мне нужно от такого героя — чтобы у него была возможность наблюдать важные события, дабы читатель мог смотреть его глазами.
Мадока должна была стать таким персонажем-рассказчиком. Я не знала, какова она будет, мне просто надо было написать забитую, уставшую, ненужную женщину, получившую зловещее наследство. Но когда я написала "Год Кошки", то поняла, что Мадока, пожалуй, близка к моему женскому идеалу.
Она деликатна и вежлива, нежна и терпелива и, несмотря на воспитание, готова пренебречь обычаем, если того требует ее сердце. Она пытается не столько всем угодить, сколько не причинить никому неудобства — а это редкое качество даже по нашим временам, что уж говорить про тот жестокий век. Вместе с тем она нерешительна, легко поддается давлению и, даже когда очевидно, что человек заслуживает наказания, ищет скорее примирения или на худой конец расставания с ним. Впрочем, не чувствуя над собой давления, она неплохо управляется с собственной жизнью и умело и разумно ведет дела.
Она должна была всего лишь наблюдать падение своего мужа, вздумавшего не перед теми людьми кидать понты, и я не думала, что после "Года Кошки" мне захочется написать о ней что-нибудь еще. А в итоге я написала рассказ о самой Мадоке, даже без Шичининтай, хотя именно они были звездами предыдущего фика.
Я бы хотела, чтобы у меня была такая мать. Я и сама хотела бы стать такой. Но во мне куда больше агрессии, и, хотя меня очаровывает образ Мадоки, похоже, пора смириться с тем, что я никогда не буду на нее походить.
Возможно, я покажусь черствой и циничной, но вам следует знать, что белорусы согласно неким этнографическим исследованиям в целом бездушные твари, поэтому буду держать национальную марку.
Скажу сразу: я основываюсь в своих рассуждениях на тех новостях, что читают все, и на тех документах, к которым имею доступ по работе. Не то чтобы у меня была полная картина происходящего, но, возможно, она несколько шире, чем у моего окружения. Итак, поехали.
1. Мне одинаково не близки мнения как о том, что "коронавирус не опасен, а шумиха нужна для продвижения новой вакцины", так и о том, что "мир в жопе, мы все умрем". Коронавирус, судя по тому, что мне о нем известно, не кажется болезнью, которая хватает всех без разбора. Если выбирать сравнение, он скорее похож на тестировщика, который ломает там, где слабо. Будем честны: закон природы таков, что во времена засух, голода, эпидемий или аномальных погодных условий в основном умирают старые и больные. Мы просто забыли об этом, благодаря нашей системе здравоохранения и общему относительно безопасному фону жизни, но это все еще естественный ход вещей. Мы пытаемся помешать ему, потому что гуманистические идеалы, которыми руководствуется общество, заставляют нас пытаться продлить любую жизнь, как бы она ни была мучительна.
читать дальше2. Кого я считаю действительно ужасными (и зачастую бесполезными) жертвами эпидемии — это погибших от коронавируса врачей. В наши дни, когда в медицинский идут часто не по зову души, а потому что потому, нет ничего более обидного, чем скончаться на работе. Одно дело — погибнуть, пытаясь вытащить с того света ребенка, и совсем другое — пытаясь облегчить симптоматику бабушкам, которые и так скоро отойдут в мир иной. Погибнуть потому, что делал как надо, возможно, даже не чувствуя смысла своих действий.
3. Куда страшнее вируса — идущая с ним рука об руку паника. Омела травница разместила об этом прекрасные слова. Я живу в стране, где нет карантина, и работаю в организации, которую не закрыли даже на всероссийский отпуск, потому что она во многом обеспечивает функционирование многих систем, в том числе государственных органов. Я крепко стою на ногах, но я все еще помню ужас прошлой осени, когда, не в силах найти работу, я на полном серьезе думала забеременеть хоть от какого-нибудь мужика, чтобы работать не пришлось. Сколько людей сейчас потеряли работу? Сколько лезут на стену от невозможности выйти из каменного мешка (я, например, гуляю в любую погоду, потому что иначе выйду в окно)? Сколько живут в предсуицидальном состоянии из-за атмосферы всеобщего страха? Да коронавирус не так опасен, как это! Эксперты советуют ни во что не инвестировать, не зачинать детей, ничего не делать, потому что время, мол, неподходящее.
Борясь с любым врагом, стоит помнить: мы боремся не чтобы победить и не чтобы уничтожить его — мы боремся за то, чтобы жить дальше. Если жизнь остановится, чего стоит наша борьба?
4. Я бы ввела скорее информационный карантин, чем физический. Чтобы любители непроверенной информации переваривали ее внутри себя, а не расплескивали в уши окружающим. Скажу сразу: я не думаю, будто нагнетание атмосферы нужно для "продвижения новой вакцины", это уж совсем похоже на теорию заговора. Хотя не исключено, что в некоторых странах людей пытаются таким образом отвлечь от других вещей, которые им знать необязательно. Но все же большинство правительств, по-моему, движимо не столько попыткой отвлечь народ и даже не столько реальным страхом перед вирусом, сколько давлением тех самых гуманистических идеалов, которыми уже пару столетий руководствуется человечество. И все же я соглашусь с постом Саши Карпенко: заботиться о физическом здоровье бесполезно, если дух человеческий будет сломлен.
5. Пока я это писала, подумала вот о чем: возможно, если уж пошла такая пляска, коронавирус стоит рассматривать как тестировщика вообще всего. Что крепко — устоит, чему следовало отмереть — погибнет. Если организм разваливается от старости или болезней — умрет, если слаба компания или отрасль — они прекратят свое существование, если слаба семья, не могущая пережить самоизоляции, — она распадется, если слаб политический строй — он падет, если слаба кукуха — ну, и так далее.
читать дальшеВ современной массовой культуре существует романтизация многих профессий, в которые идут люди определенного душевного склада. Никогда не видела, чтобы романтизировали переводчиков, или корректоров, или бухгалтеров, но вот врачей, учителей, полицейских, военных — в том числе солдат удачи — сколько угодно. Казалось бы, что такого? Но, на мой взгляд, сейчас образ воина-наемника (что современный, что исторический) романтизируется вовсе не за то, за что стоило бы. Как историк и бывший преподаватель курса по гуманитарному праву (оцените, как пафосно я назвала свой школьный факультатив, который вела меньше месяца), я бы сказала так: наемничество есть за что видеть в розовом свете. Но это никак не честь, слава, доблесть и прочие воинские добродетели. Оставьте это людям, бьющимся за родину, или там иностранным добровольцам. Я не говорю, что наемники все сплошь лишены этих качеств, но это явно не отличительная черта всего сообщества. Чем солдаты удачи привлекают меня — это нивелировкой общественных различий. Наемник почти всегда (а в наши дни согласно гуманитарному праву — всегда!) чужеземец. Живя в чужой стране, а то и пройдя множество стран, зачастую имея друзей с разных концов земного шара, такой человек не придает значения различиям между людьми, которые были бы важны у него на родине. Видя, как по-разному могут жить люди, он очень многое склонен принимать как есть. Твое происхождение, образование, язык, вера, прошлое, внешность, одежда — все воспримут как должное, и только твои личные качества и отношения с людьми будут иметь значение.
Самый хрестоматийный пример такой терпимости — это, конечно, Шичининтай. Но если вас тошнит от аниме, очень колоритные наемники были в фильме "1612". Фильм можно ругать сколько угодно, но какими яркими предстают сами солдаты удачи, показанные глазами главного героя, попавшего в услужение к одному из них. По сравнению с его прежней жизнью — небо и земля. Никто не издевался над ним, не обижал, не запугивал потому только, что он раб и низкого рода. Так же по-человечески Шичининтай относились к Кохаку, хотя, казалось бы, чего им стоило издеваться над пацаном.
О спокойствии
читать дальшеДаже не знаю, как начать. Вы помните Кикио, Инуяшину бывшую? Если да — представьте ее. Если нет, неважно, я сейчас расскажу. Эта женщина с раннего возраста знала, что будет мико, синтоистской священнослужительницей. В то время как ее ровесницы "жгли благовония и всячески наслаждались жизнью", она сражалась с демонами и каждую минуту готова была погибнуть. Возможно, такая жизнь, а возможно, и некие врожденные качества, подстегнутые ею, привели к тому, что Кикио закрыла свое сердце, и все вокруг, кроме, может, ее маленькой сестры, считали ее либо холодной, надменной и бессердечной, либо безмятежной и спокойной. Скажу сразу: я не считаю ее ни холодной, ни спокойной. Черствость ее произошла из аскетизма, а спокойствие — напускное. Она всегда напряжена, всегда готова к битве, пассивно и активно агрессивна.
Она нашла смысл своей жизни в помощи людям, она вежлива и сдержана, но подлинной любви и подлинного милосердия в ней почти нет — разве что в конце истории появляется нечто похожее. Она помогает людям, потому что так правильно, потому что это хорошо, а не потому, что любит их. К демонам и всякой нечисти, как бы те ни были адекватны, она относится без всякой жалости. Человеческое сердце Нараку (влюбленного в нее демона) она высмеяла как слабость, чем увеличила пропасть между ними, превратившую их в итоге в непримиримых врагов (да, Нараку во многом виноват, но если Кикио стремилась быть мудрой, ей следовало обращаться с ним хотя бы вежливо).
О каком спокойствии здесь может идти речь? Всё спокойно только снаружи, потому что нужно держать лицо и не показывать ни страстей, ни боли. Внутри же напряжено как струна, только тронь — зазвучит, и совсем не сладко.
Подлинное спокойствие я вижу скорее в том, чтобы улыбаться, когда радостно, плакать, когда грустно, смущаться, когда неловко, смеяться, когда смешно, не стыдиться своих чувств и не пытаться держать лицо. А в глубине души знать: чего не можешь изменить — пусть будет, зачем волноваться о том. Что можешь изменить — попробуй, но береги себя, как получится, так и надо. В итоге все будет хорошо. Подлинное спокойствие — не в эмоциях от ситуации, а в отношении к ней.
Об отношениях
читать дальшеНекогда я писала о стереотипном герое современных женских романов. Брутальный альфа-самец с отвратительным характером. Обычно (всегда?) его отношения с героиней начинаются со взаимной ненависти, или герой как минимум в грош ее не ставит. Потом всё это дело, понятно, развивается в любовь.
Спросите, что же здесь плохого и разве так не бывает? Отвечу честно: мне кажется, в этой жизни бывает всё. Я даже понимаю, почему такие истории многим нравится читать: ну, как же, накал страстей, борьба характеров, интересно, как при таких исходных всё дойдет до любви! Не говоря уже о том, что внушительный "послужной список" и пренебрежительное отношение к женщинам считаются чуть ли не главными добродетелями мужчины в подобной литературе. Ведь это лишний раз доказывает, что он полигамный самец, шерстяной волчара, то бишь мужик со знаком качества.
Если героиня волею автора не может избежать общения с подобным типом — ещё ладно. Но если она добровольно вовлекается в игру, пытаясь что-то герою доказать, вместо того чтобы отойти от него на расстояние военного полигона, у меня к ней большие вопросы. Сейчас объясню.
Представьте, что существует некая прямая, в середине которой стоит ноль. Это условный ноль отношений, когда ты встречаешься с незнакомцем и не относишься к нему никак или почти никак (все же не стоит сбрасывать со счетов первое впечатление). Именно для таких случаев и была придумана формальная вежливость, и я не понимаю, почему "брутальные самцы с отвратительным характером" ею не пользуются. Формальная вежливость — это не проявление любви, не проявление уважения, это просто норма общения с незнакомым человеком. Здороваться, прощаться, обращаться по имени-отчеству (или, как сейчас принято с равными или подчиненными — по полному имени), извиняться, если накосячил, засунуть свое мнение в жопу, когда не спрашивают, благодарить — это. просто. вежливость. Это все придумали до тебя, бери и пользуйся, но нет, альфа-самцы так не поступают, альфа-самцы начинают сразу с оскорблений и насмешек, иначе как женщина поймет, что он тут не в игры играть пришел, а ноги о нее вытирать.
Формальная вежливость для того и существует, чтобы с нее начать. Тут даже не надо думать. Это уже потом ваши отношения станут развиваться либо в минус, либо в плюс, но зачем сразу вводить их в минус?
Был у нас в университете один препод. Как только мы пришли на первый курс, он встретил нас целым часом оскорблений в духе "вы ничтожества, много о себе мнящие, большая часть из вас ничего из себя не представляет и вылетит отсюда через полгода". Я подумала: так, это, очевидно, местный Снейп, нужно получше учить его предмет и потише сидеть на парах. Меня это вполне устроило, и так я и стала его воспринимать.
Но где-то с третьего курса преподаватель как будто проникся к нам уважением, стал звать нас "коллегами", пытался обсуждать не только предмет, но и наши личные мысли и даже наши личные дела. К магистратуре он и вовсе обсуждал с ребятами их личную жизнь и работу, со всеми, кроме... вы уже догадались, кроме кого?
Для меня он остался все тем же Снейпом с первого курса, который теперь почему-то пытался узнать, замужем ли я, как я отношусь к русским, где я работаю и так далее.
Потому что вместо того чтобы встретить незнакомого человека формально, он встретил меня язвительно и грубо и тем самым установил между нами не условный ноль, могущий качнуться в любую сторону, а вполне стабильный минус. А из этого состояния выйти в плюс куда сложнее, чем из нуля. И за шесть лет у него этого не получилось.
В англофандоме на удивление много фанфиков с парой Банкотсу/Кагоме (тогда как руфандом, очевидно, больше любит Сещёмару). Конечно, ни Сещёмару, ни Банкотсу ей не подходят, и в этом случае я полностью за канонный пейринг: Кагоме лучше всего будет с Инуяшей.
Я, однако, понимаю, почему англоавторы любят сводить ее с Банкотсу. Она умница, красавица (по крайней мере, так считают герои аниме, на мой взгляд, Санго куда красивее), храбрая, добрая, в общем, всем хороша. Банкотсу... ну, он обаятельный чувак и по-человечески понятный. Среди Шичининтай любить его легче прочих.
Это, впрочем, не отменяет того, что эти двое вряд ли составили бы хорошую пару. Даже если допустить, что Банкотсу в принципе способен жениться (а я это допускаю), его выбор вряд ли пал бы на Кагоме.
Я хотела втащить пафосную сентенцию о том, что их разделяют не формальные два года биологического возраста, а те пятьсот лет, на которые отстоят друг от друга их эпохи, но нет. Кагоме составила прекрасную партию Инуяше, который дитя эпохи еще более древней, чем Сенгоку. Дело не в эпохе, не в менталитете, не в культурно-образовательном уровне, ибо все это преодолимо и неважно. Дело в другом.
читать дальшеКагоме — подросток, в хорошем смысле этого слова. Она вроде и стойкая, и храбрая, и выносливая, но она не была на дне. Ее всегда было кому защитить и кому поддержать, потому ее мировоззрение во многом приподнято, так сказать, над бренностью этого мира. У нее высокие идеалы, возвышенные устремления, она знает, что хорошо и что плохо, она не научилась смиряться и проживать боль. Она выказывает необыкновенную силу духа, но эта сила никогда не пригождается ей надолго. Она не знала невозвратных потерь и опустошающего горя. Она мечтает о любви и верит в любовь.
Ей нужна романтическая сказка и возлюбленный, который стал бы героем этой сказки. Инуяша как раз подходит.
Потому что Инуяша — собака, а Банкотсу — кошка.
Собаки славятся преданностью и готовностью защищать своих. Кроме того, они поддаются дрессировке. Что и видно по Инуяше: прожив полжизни вне человеческого общества, он легко впитывает его идеалы, в том числе идеалы Кагоме. На его итоговый кодекс чести также сильно влияет завещание отца.
Кошки дрессируются плохо и гуляют сами по себе. Банкотсу прожил всю жизнь среди людей, а что он от них усвоил? Только что ничего в этой жизни не получишь, если не обретешь могущества, вот и все. Его кодекс чести основан на отвращении ко всякого рода лжи (при этом Банкотсу преуспел в так называемой лжи чувств), а его великодушие — на гордыне. Возвышенного в нем гораздо меньше, чем в Инуяше, и еще вопрос, есть ли оно вообще.
Надо, впрочем, сказать, что в обращении Банкотсу приятнее Инуяши. Оба они пытаются выглядеть крутыми. Не чтобы их любили, а чтобы не сочли легкой добычей, ибо мир, в котором они живут, к тому располагает. Но если для Инуяши крутость заключается в агрессии (напади первым, чтобы не напали на тебя), то для Банкотсу — в безмятежности и присутствии духа. Согласитесь, куда приятнее общаться со спокойным и снисходительным человеком, чем с грубым агрессивным ушлепком. Впрочем, когда в последней их битве Банкотсу огребает люлей и теряет маску безмятежности, под ней видны волнение, злость и страх, тогда как Инуяша, утратив агрессию, являет рассудительность и сострадание.
В Банкотсу много хороших черт. Но, мне кажется, чтобы оценить их, нужно обладать другим опытом и другим складом ума, не таким, как у Кагоме. Сама я начала понимать Шичининтай только с возрастом, и, хотя возраст, как нынче модно говорить, только цифра, с ним часто приходит опыт. Думается мне, Банкотсу может оценить женщина, которую жизнь уже повозила мордой по дну и которая потому многое готова принять как оно есть.
Ну, ладно, я сказала, почему Кагоме с ним не поладит. А почему бы Банкотсу не ладить с ней? Ведь у нее множество хороших качеств, а что до возраста — так для Сенгоку она уже взрослая женщина.
И тут, думается мне, проблема в том, что Кагоме бойкая. Конечно, она добра, сострадательна и ласкова, но при этом в ней есть резкость, причем в дурном расположении духа она становится так ужасна, что ее стараются избегать даже друзья. В ней есть лидерские качества и сила воли. В ней нет смирения.
... а теперь представьте себе жизнь наемника в век бесконечных войн. Как говорила в одной из своих лекций Александра Баркова, жизнь человека прошлого состояла большей частью из стресса. Банкотсу тому прекрасное подтверждение. В возрасте, в котором современные юноши обычно оканчивают школу, он уже успел окончить жизнь собрать воинский отряд, обрести ужасную славу и сложить голову. Ложь чувств, которой он, видно, даже не замечает, также дается ему неплохо. По крайней мере, он пускает пыль в глаза не только героям, но и зрителям. А как я уже писала, склонность прятать боль в дикой природе обычно присуща животным-жертвам. Такая себе защитная реакция от ужасов этого мира.
Куда здесь еще бойкая-дерзкая-резкая девица? Конечно, Кагоме может быть мягка и ласкова, но вряд ли смирится с его мировоззрением, а так как она не умеет осуждать молча, их ожидали бы бесконечные разборки... Хотя стоп, мы же говорим о Банкотсу, это с Инуяшей она могла выяснять отношения неделями. Банкотсу просто послал бы ее учить кого другого.
Вот и все. Никаких бурных споров, никакого противостояния характеров, ничего, что так любят пихать в современные любовные романы.
Мне кажется, Банкотсу, как и в целом Шичининтай, не помешало бы как раз снизить накал страстей. Помилуйте, их жизнь и так сплошной огненный вихрь. Вспоминаю эпизод в аниме, где они были заворожены летящей бабочкой, и думаю, что именно такой завороженности, умиротворения и внутренней тишины им и не хватает. Потому и очаровала их Мадока, что рядом с ней как будто становилось потише, и, сознавали они то или нет, она даровала им отдых.
Отдых с Кагоме — вопрос спорный. Скорее, здесь уместнее фраза "душа обязана трудиться — и день, и ночь, и день, и ночь".
В общем, если подвести итог, я не вижу для Кагоме лучшей партии, чем Инуяша. Для Банкотсу, в свою очередь, не вижу лучшей подруги, нежели Мадока, по крайней мере, среди моих собственных и канонных героинь.
В производстве указаны США, Британия и Испания, но понятно, кто руководил процессом. Если бы снимала только Европа, уверена, вышло бы лучше, потому что европейцы (особенно Италия) в целом снимают отличные исторические фильмы. Но вышло как вышло, то бишь в фильме отхуесосили всех. А кого как, я сейчас расскажу подробнее. Сравнивать буду с мультиком "Принц Египта", хотя по мотивам этой легенды смотрела еще "Моисея" итальянской студии LUBE из их прекрасной серии "Библейских сказаний". Но "Моисея" не помню хоть убей, а вот мультфильм недавно пересматривала.
Рамзес и Моисей. В мультфильме Рамзес был показан гордым и жестким, во многом жестоким человеком, а Моисей, напротив, интеллигентным и мягким. Здесь же все наоборот: Рамзес мягок, Моисей жёсток и горд. В "Принце" он руководит зодчими, в "Исходе" он военачальник. Потому что нам нужен главный герой-альфач-доминатор, идеал мужика, блять. Кому интересно два часа смотреть на вшивого интеллигента. Также в мультфильме Рамзес любил Моисея и не замышлял убить его, даже когда Бог наслал на Египет казни. Здесь же он раза три отдает приказ убить Моисея и его семью, а однажды даже пытается сам. Братская любовь, чо.
Царица. В мультфильме жена Сети любила одинаково обоих сыновей, родного и приемного. Здесь же она та еще стерва и пытается убить Моисея даже в обход Рамзеса.
Сепфора. Самый опущенный персонаж. Сепфора из мультика и Сепфора из фильма — две совершенно разные женщины. Оставим на совести режиссера то, что мадианитян он, похоже, писал с народов Южного Кавказа, обратимся непосредственно к героине. Сепфора в мультфильме — грубоватая, яростная, острая на язык, с сильными руками и резкими чертами лица. До свадьбы она люто троллила Моисея, зато после свадьбы отправилась с ним в Египет. Сепфора из фильма — накрашенная интеллигентная красотка, которую и после десяти лет брака больше интересует, любит ли ее муж, а не что с ним творится. Она и не собирается отправляться с Моисеем, напротив, устраивает ему истерику из-за того, что он бросает семью.
Бог Израиля. Ну, или его посланец, я так и не поняла, кто это был. Дико стремный чувак. Бог в мультфильме внушал и не обладал каким-либо обликом. Здесь же это криповый мальчик, который ведет себя как нелогичная истеричка.
Похоже, единственный, кого тут не успели опустить, — это фараон Сети, да и то потому, что у него было минуты три экранного времени.
Атмосфера и дух эпохи. Помилуйте, это Голливуд, какая атмосфера! Вообще все фильмы США о древнем мире происходят как будто в некой отдельной вселенной, которую нельзя привязать ни к одному из известных мне царств прошлого. Собираясь смотреть фильм, я и не надеялась на историчность: хотела просто зрелищности и движухи. Но то ли мне их не хватило, то ли издевательство над образами героев было так неприятно, что фильм ушел для меня скорее в минус, и пересматривать его я не буду, хотя того же "Принца Египта" пересмотрела раз двадцать.
О психологии эпохи говорить также не приходится. Все семьи, которые мы видим в фильме, почему-то имеют только по одному ребенку. Кроме отца Сепфоры с его четырьмя дочерьми и матери Моисея с двумя сыновьями и дочерью — да и то лишь потому, что так гласит легенда. Брачные клятвы Сепфоры и Моисея звучат совершенно современно, вообще их отношения выглядят как идеал современного брака, такие пары можно во множестве видеть во всем американском кинематографе.
Что мне понравилось и запомнилось из этого фильма? Красавица Мариам (ей лет сорок, наверное, но она хороша); падеж скота — это было красиво, жутко и горько; налет саранчи и как крокодилы расправились с рыбацким судном. Пожалуй, всё.
Возможно, это пост о спорных вещах, но, в первую очередь, это пост о том, что я люблю. Лучше именно так его и воспринимать: я не хочу ни с кем спорить, просто говорю о том, что мне близко.
Давно хотела об этом сказать, вот только собралась. Я отношусь к России так, как желаю, чтобы к каждому из вас относился хотя бы один человек на земле: мне важно знать, что она есть. Во-первых, потому, что Россия велика, я сейчас имею в виду размер. Огромное необозримое пространство, десятки народов, несколько часовых и климатических поясов. Простая логика говорит: на таком бескрайнем просторе легче встретить то, чего ищет твоя душа. Мой внутренний ребенок говорит: не может быть, чтобы в такой большой стране не нашлось того, что сделает тебя счастливой. Во-вторых, Россия как Банкотсу, простите, конечно. Местами отбитая, диковатая, бросающаяся из крайности в крайность, рвущаяся кому-то что-то доказывать, кому-то покровительствовать, кого-то завоевывать... и могущественная, и великодушная. И я рада, что мы с ней дружим.
Когда россияне шутят, что хотели бы посетить на родине только три места: Внуково, Домодедово и Шереметьево — в мире грустит один котик (я). Я бы хотела посетить в России уйму мест, и, когда у меня будут деньги... а, постойте, у меня есть деньги, в общем, я скоро буду! Этим летом, например, я была на горном Алтае, и, хотя оказалась в тамошней глуши без телефона, и никто не знал, где я, мне повезло выбраться, и следующий день я провела в столице, которую с обеих сторон обступают горы (по словам местных, это не горы, так, холмики) — будто лес, который всегда с тобой, хотя ты идешь по главной улице города со всеми этими Пятерочками, Магнитами и прочими признаками цивилизации. И смотреть документалки про регионы России я люблю.
Беларусь я люблю тоже и в детстве объездила почти все курорты Гомельской области, но Беларусь этно- и географически примерно однородна, а потому вызывает несколько меньший интерес.
Приколов о том, что "страна ничего, кроме понтов, не производит" я тоже не понимаю. Если в магазине я вижу в графе "страна-изготовитель" Россию или Беларусь, это вызывает доверие. По крайней мере, чувство, что передо мной добротная вещь, может, без спецэффектов и сверхспособностей, но годная рабочая лошадка, которая не превратится в тыкву в один прекрасный день. И чаще всего мои ожидания оправдываются.
Как вы уже, может, знаете, я фанат уходовой косметики. Настолько, что мне пришлось составить отдельную табличку в ворде со списком моих уходовых средств по категориям, с описаниями и сроками годности, чтобы я просто не забыла, что у меня есть и зачем.
Конечно, мне интересно попробовать разные средства. Я научилась читать составы — может, не на уровне профессионального химика, но достаточно умело для того, чтобы понимать, зачем добавлено большинство ингредиентов — и теперь вопрос, вдохновляет меня средство или нет, хочу ли я его купить и использовать, решается почти исключительно по прочтении состава.
Ну, так вот. Типичная сцена со мной, когда я прихожу в большой магазин косметики.
Я: *тусуюсь возле стеллажей с белорусским и(ли) российским косметосом* Внутренний голос: — Да ты задолбала, посмотри, какой магазин огромный, вон корейская, вон американская, вон какой-то международный масс-маркет, мир не ограничивается производством СНГ, иди еще нормальное что-нибудь поищи. Я: *иду еще нормальное что-нибудь искать* Я: *возвращаюсь к стеллажам с белорусским и(ли) российским косметосом*
Не знаю, почему так происходит. Но как-то меня больше впечатляют составы СНГшной косметики. Тенденции у белорусской и российской индустрии, конечно, разные. Белорусская больше упирает на последние научные исследования, новинки, корейщину, хайповые ингредиенты, что там модно в этом сезоне и так далее. Российская как будто делает ставку на натуральность, причем это касается даже самых бюджетных брендов вроде "Чистой линии", и особо не пытается никому подражать. Можно сказать, что эти две тенденции взаимно дополняют друг друга, и для меня это оказалось идеальным сочетанием. Скорее всего, если выбирать между корейским средством и его, так сказать, белорусской интерпретацией, я выберу последнее. Потому что и состав как-то ближе, и цена чаще всего скромнее.
Об Инуяше как герое можно сказать много неприглядного. И что он обтравмирован по самое не хочу, и что любит бывшую, и что характер у него то еще днишко, в общем, не самый приятный персонаж. Это, впрочем, искупается тем, что Инуяша являет собой идеал воина, причем воина-защитника, того самого, которого прославляет вся культура последнего столетия. Он честен, храбр, безжалостен к тем, кто совсем за берега заплыл, и милосерден к тем, кто выказывает зачатки доброй воли.
Шичининтай, в свою очередь, являют для меня идеал воинов-захватчиков. Да-да, такой тоже есть. Шичининтай как гуманитарное право: если война неизбежна, пускай она будет такой. Если воины-захватчики существуют, пускай они будут таковы.
Когда Джакотсу погибает и ведет с Инуяшей предсмертную беседу, это тот редкий случай, когда оба противника являют одинаковое достоинство.
Конечно, Мария Васильевна лихо задвинула про "все прочее", но вы поняли из этого отрывка, что герой считает целью, а что — средством. Или, цитируя документ, который я сегодня проверяла, что здесь активное вещество, а что — вспомогательное.
Я скажу так. Я хочу иметь семью. Может, не мужа, но братьев, которых у меня никогда не было, и главное — детей. Чтобы любить их, чтобы они выросли дикими тварями и ничего не боялись, чтобы самая их личность, божественный свет в сердце каждого человека, расцвела и раскрылась как ей будет угодно. Чтобы они были собой, чтобы они были счастливы. Чтобы водили корабли, именовали звезды, жили на дивном белом свете, в общем, занимались той суетой, которая, по мнению героя Семеновой, не стоит упоминания. Не ради этого ли мы вообще рожаем и растим детей?
О расправе над Шичининтай не писал только ленивый, а я не ленивая.
Название: То не с гор далеких... Фандом: InuYasha Автор: твоя любимая кисуля Категория: джен Персонажи: Шичининтай, расправившийся с ними князь и его войско; Кохаку Рейтинг: PG-13, но, если поставите R, думаю, мало ошибетесь Размер: 8 страниц Жанры: даркфик, пропущенная сцена Предупреждения: насилие, все герои канонично мертвы (но им это не мешает) Описание: к князю, славному расправой с Шичининтай, привязывается мстительный дух и обращает его победы в кошмары. Комментарий: Шичининтай в виде древневосточных женщин у меня уже были, теперь вас ждут Шичининтай в виде котиков. ________________________
Известные по окрестным княжествам наемники Шичининтай, которых он так страстно желал увидеть, являли собой зрелище жалкое, но все еще впечатляющее. Измученные непрерывными боями, они как будто потеряли осторожность и явно не ждали встретить в заброшенной горной деревне отряд, да еще с князем во главе.
– Приветствую вас, Шичининтай, – произнес Ишида громко, не тронув, впрочем, коня и не сделав попытки приблизиться. – Вы, верно, поняли, что пришли сюда не по своей воле. Войска гнали вас ко мне, как гонят диких зверей на охоте. Так зверь приходит к охотнику измотанным и раненым, и убить его легче стократ. Впрочем, довольно слов. Я здесь не для того, чтобы издеваться над вами. Что вы хотите сказать перед смертью?
– Иди к черту, мы еще не мертвы! – оскалился Банкотсу, которого Ишида узнал сразу. По крайней мере, слухи о его оружии ходили самые невероятные.
Прежде, чем Ишида оспорил его слова, юноша в женской одежде, Джакотсу, должно быть, выбросил меч в его сторону и – как будто то было злое колдовство – меч взвился в воздухе плетью, десятками лезвий-полумесяцев, и лишь чудо спасло Ишиду. Отшатнувшись, он завалился на спину и упал с лошади – и вовремя! Разрубленный поперек груди конь рухнул на снег, застрявшую в стремени ногу охватила боль.
В тот же миг десятки стрел взвились в воздух, и Джакотсу едва успел взмахнуть мечом снова, чтобы перерубить часть из них. Казалось, отвратить летящую отовсюду смерть ему не под силу, но вот товарищ его, рыжий как лисица, облика самого чудовищного, оттащил Джакотсу за шиворот уродливой железной рукой.
– Не подходите к ним, стреляйте издали! – рявкнул глава самураев, и то, по мнению Ишиды, было делом самым разумным. Осмелевшие от слабости врага, воины могли забыть осторожность, а Шичининтай только того и требовалось.
Повинуясь взмаху его руки, в небо снова взвились стрелы, часть разрубил ужасный меч, часть воткнулась в землю, но были и те, что достигли цели.
Ренкотсу (огненный демон, по слухам) опустился на одно колено, правое плечо его быстро темнело от крови. Стоило ему проявить признак слабости, как почти десять человек бросилось к нему, и тогда Ишиде довелось узреть то, о чем ранее он слышал только из уст собственных вассалов, а те – от других. Ренкотсу схватил бутыль, висевшую на поясе, и отхлебнул из нее, но как будто не проглотил, а выплюнул содержимое, и с выдохом из уст его вырвалось пламя – словно огромный костер, неведомо из чего сложенный и подожженный. Все, кто бросился схватить его, пали наземь, их волосы и одежда пылали, люди катались по снегу, пытаясь стряхнуть пламя, но это оказалось неожиданно сложно, и жуткий вопль взвился к небесам, и даже Ишида содрогнулся.
Но вот нашелся смелый воин – совсем еще мальчишка – подскочил к Ренкотсу и точным ударом рассек ему ладонь, и выбил бутыль. Тотчас, не дожидаясь, пока враг опомнится, юноша ударил ужасный сосуд тэссеном, и так силен был удар, что по стенке прошла глубокая трещина. Ренкотсу в ярости схватил вакидзаси и вонзил врагу под локоть – куда сумел достать, но юноша даже с раненой рукой не выпустил бутыль и, выдернув зубами пробку, выплеснул содержимое на снег. Ишида так и не понял, что это было.
– Взять его, – велел он, уверенный, что на том смертоносное могущество Ренкотсу подошло к концу.
Но у огненного демона припасено было еще одно оружие. И снова поплатились те, кто бросился к нему: вдоль ладоней наемника потянулись стальные нити, кровь стекала с них из разрубленной ладони, но вместе с кровью – вместе с кровью по нитям тек огонь, и это было самое необыкновенное, что видел Ишида за всю свою жизнь. Он слышал о демонах, способных дышать огнем, и о демонах, спящих в огне, но никогда не видел, чтобы человек обладал столь смертоносным даром.
Однако проклятый наемник все же был человеком – и, будучи из плоти и крови, быстро отпустил нити. Стоило запылать одежде его противников, как стальные тросы опали, будто у Ренкотсу не было сил ни держать, ни натянуть их.
Его тут же схватили и оттащили прочь, задрали рукава и сорвали наручи, в которых и были спрятаны ужасные нити. Рыжий воин попытался было схватить самураев, державших его товарища, но цепь в его металлической руке вытянулась едва на половину расстояния и упала, словно холод и влажность повредили механизм. За спиной железного чудища щерились блестящими краями зазубренные диски, но тот как будто не решался пустить их в ход. То ли боялся задеть друга, то ли они также были повреждены.
Неизвестно, что пришло бы ему в голову, будь у него время размышлять, но времени оставалось мало. Раздался тоскливый стон на одной ноте – так стонет, падая, срубленное дерево. Великан Кёкотсу, прекрасная мишень, обстрелянная со всех сторон, как будто только что почуял дыхание смерти. До того, казалось, он вовсе не замечал стрел, десятками застревавших в его плотной шкуре. С жутким стоном, который будто не могло издать человечье горло, он рухнул на колени, и падение столь грозного противника взбодрило войско. Десятки самураев бросились к нему и принялись рубить и колоть пиками куда могли достать. Кёкотсу скалился, хватал их громадными руками и сжимал так, что ломались кости, и бил оземь, раскалывая черепа, но воины все наступали и наступали, как волны моря накатываются на скалу, и у великана все меньше оставалось сил сопротивляться им. В конце концов, он рухнул лицом вниз и замер. Несколько кровавых зубов выпало на снег.
Товарищ его, широкоплечий и мрачный, с лицом диким и страшным, будто у демона, был, как и Кёкотсу, воин ближнего боя. Устрашающего вида стальные лезвия на его руках напоминали когти. Не желая остаться беззащитным под градом стрел, он рванулся в самую середину отряда лучников, и луки их сделались бесполезны, а достать мечи требовалось время. Пара мгновений – много, слишком много времени. Они падали, как листья с ветви дерева, и на миг Ишиде пришла в голову мысль о лисе в курятнике. Но сравнение собственного войска с курицами пришлось ему не по нутру, и он быстро отмел ее.
– Окружайте его, быстрее! Он не выстоит, если вас будет много! – крикнул глава самураев.
И воины пошли, как прилив, и за стеной человечьих тел от глаз Ишиды скрылось то, что происходило в середине этого скопления. Казалось, долго еще слышались вопли раненых и яростный рев Суикотсу, и как будто никогда не должно было закончиться это побоище, но вот раздался торжествующий клич, и толпа распалась, и Ишида увидел на миг ужасного воина: окровавленный, обезоруженный, с изрубленными руками, которых он больше не мог поднять, Суикотсу являл собой поистине пугающее зрелище.
Но Ишида едва мазнул по нему взглядом: внимание его отвлек новый виток борьбы.
Коротышка Мукотсу (по слухам, непревзойденный мастер ядов) попытался было нырнуть под остов заброшенного дома, спасаясь от бросившегося за ним громадного самурая. Джакотсу разрубил преследователя надвое, ударив со спины. Мукотсу почти нырнул под обломки, когда другой воин схватил его за ногу. Коротышка плюнул в лицо самураю, и Ишида порадовался, что не видит подробностей этой сцены. Но даже издали заметно было, что лицо воина пошло волдырями, и кожа стала сползать с него, как мокрая бумага. Самурай отпустил коротышку, прижал руки к лицу, и кожа потекла между ними, как воск.
– Назад! Назад! – кричал глава самураев. – Стреляйте издали!
Снова взвились стрелы, и Банкотсу, раскрутив перед собой громадный клинок, выставил его как щит – огромное вращающееся колесо.
Но удача благоволила воинам Ишиды. Враг пропустил несколько стрел, и одна достигла цели, и вонзилась над доспехом, в верхнюю часть груди. Банкотсу выпустил клинок, и несколько десятков стрел тут же пало позади него. Ни одна из них не ранила наемника, но того было и не нужно. В глазах его недоумение быстро сменилось страхом, когда он понял, что произошло.
– О-аники! – В ярости Джакотсу взмахнул мечом, целя туда, откуда прилетели стрелы, и первый ряд лучников больше не выпустил ни одной. Но тут же десятки луков выстрелили сзади, и Джакотсу едва успел обернуться, чтобы отбить удар.
В молодости Ишида славился как непревзойденный стрелок. Мечом он владел также с завидным искусством, но подходить к Шичининтай близко даже теперь было бы глупейшим поступком на свете. Потому Ишида взял лук и, наложив стрелу на тетиву, спустил, целя в Джакотсу.
С годами глаз его не утратил меткости, а рука – твердости: стрела поразила цель сзади в плечо, и Джакотсу, охнув, выпустил меч.
– Взять его! – велел Ишида, гордый выстрелом.
Рыжий воин вновь попытался помешать, но глава самураев метнул копье ему под ноги, и чудовищу пришлось отступить. Джакотсу схватили и отволокли подальше от его жуткого оружия. Он попытался вырвать здоровую руку и дотянуться до меча, но поздно: почти перед самым его носом меч выдернули из снега и отбросили прочь, будто ядовитую змею.
Банкотсу словно не замечал происходящего. Вся его жизнь как будто сосредоточилась в страшной борьбе: он поднял руку к стреле, чтобы выдернуть, но рука замерла на полпути. Он пытался вдохнуть, но обруч, сковавший его грудь в мучительном объятии, мешал это сделать. Казалось, то была агония, смертельный ужас застыл в глазах наемника, и, забыв о боли, он вдохнул глубоко – и закашлялся, кровь потекла по подбородку.
Но то было всё.
Едва поняв, что рана не убьет его, Банкотсу вновь потянулся к своему клинку, и того никак нельзя было допустить. Град стрел осыпал его, и Банкотсу отскочил, будто кошка, облитая водой, и тут же кто-то с силой дернул его за косу, и он рухнул в руки своих врагов, и был ли он так силен, как шла о том молва, Ишида не узнал. Слишком много было противников, а враг задыхался, и потому, видно, позволил себя схватить.
Коротышка Мукотсу почти нырнул в укрытие, которое себе присмотрел. Он почти не сражался: похоже, за те дни, что Шичининтай уходили от погони в заснеженных горах, он израсходовал весь запас своих ядов, а новые сработать было негде. Теперь он был всего лишь жалкой уродливой жабой на коротеньких ножках. И все же подобраться к этой жабе было крайне трудно. Никому не хотелось лишиться кожи и глаз, потому коротышку из раза в раз пытались осыпать стрелами, от которых он укрывался в развалинах дома.
Рыжий воин – он бы, конечно, ни в какое укрытие не поместился – хватал лучников своей ужасной рукой, и разбивал о землю, и так сильны были удары, что самураи больше не поднимались. Но с каждым разом все короче становилась цепь в его руке, будто механизм ее совсем вышел из строя, все ближе приходилось ему подсттупать к плотно сомкнутым рядам самураев, и то был конец, и понимал ли это рыжий воин, сказать трудно. Выражение единственного глаза его нельзя было прочитать.
Когда очевидно стало, что цепь будет скорее мешать ему, чем помогать, он презрел ее и выхватил из-за пояса секиру, и много солдат полегло под взмахами второй его руки, той, что была из плоти и крови. Но вот и она упала, перерубленная в локте, и рыжий воин остался безоружен. На шею ему тут же набросили петлю, затем еще одну, и еще, и шесть человек потянули его прочь от войска, на утыканный стрелами кровавый снег – будто все еще боялись, что, оставшись среди сомкнутых рядов, наемник наберется сил и выкосит половину.
Наконец, притащили и Мукотсу: в рот ему сунули кусок обгоревшей древесины – видно, из обломков дома, где он пытался укрыться. Коротышка возмущенно мычал и пытался ударить тащивших его воинов ногой, но был слишком мал, чтобы даже замахнуться как следует – самураи только смеялись над ним.
Тяжелую битву пришлось выдержать войску Ишиды и, гордый по праву своими солдатами, а пуще того – своим великолепным замыслом, он опустил лук и вышел из рядов войска, решившись, наконец, приблизиться к Шичининтай.
Казалось, то был конец. Раненные, обездвиженные, они смотрели на него зло и испуганно, как смотрят загнанные звери – Ишида отлично знал этот взгляд, ибо охота была любимейшим среди его развлечений. Не будь он заядлым охотником, может, и не придумал бы никогда столь великолепной ловушки.
– Разве вы могли ожидать иного. – Он развел руками, словно показывая очевидность произошедшего. – Я же сказал, что не намерен издеваться над вами. Вам с самого начала следовало смириться и сдаться.
– Мы бы с радостью, – криво усмехаясь, отвечал Суикотсу, – да ты, лживый ублюдок, все равно обманул бы нас. А так хоть псов твоих порезали.
Ишида коротко кивнул. Тотчас один из воинов, стоявших над Суикотсу с обнаженным мечом, вознес клинок над его головой – и в один взмах отрубил ее.
Ишида перевел взгляд на Кёкотсу, по-прежнему не подававшего признаков жизни. Был ли тот в самом деле мертв или просто без сознания, он не смог бы сказать.
– Эту шею не перерубишь, разве что пилить, – задумчиво протянул Ишида. – Дайте-ка стрелу потяжелее.
И, когда ему снова поднесли стрелу, Ишида наложил ее на тетиву и, отойдя немного, выстрелил поверженному гиганту прямо в середину лба. Огромное тело дернулось в предсмертной судороге, и воины отпрянули, подумав, что гигант ожил и вот-вот поднимется на ноги. Но тот замер снова, с пробитым лбом, две струйки крови бежали из-под древка.
– Отличный выстрел, господин, – послышалось из войска.
– Теперь точно мертв, – удовлетворенно отвечал Ишида. – Коротышка пусть будет следующим.
Услышав это, Мукотсу забился пуще прежнего в руках самураев и как будто хотел что-то сказать, но кусок дерева во рту выпускал наружу лишь отчаянное мычание. Его широкая уродливая голова с опухшими веками покатилась в снег, по-прежнему сжимая в челюстях обгоревший обломок.
Ишида оглянулся на Банкотсу. Стрела все еще торчала у того над грудью, он дышал тяжело и хрипло, но ни тени помутнения не было в его глазах: сознание сохранялось ясным, и смерть, простершую к нему руки, Банкотсу не мог ни презреть, ни отвратить.
Вот и настал он, миг его триумфа, Ишиде как будто следовало что-то сказать, обратиться к поверженному врагу, утвердить собственную победу, но на ум так ничего и не пришло. Он снова коротко кивнул, глядя в затравленные глаза, и Банкотсу закричал в бессильном отчаянии, и, казалось, самые горы отозвались на его вопль.
Опустился меч – и крик остался среди гор.
Шею Гинкотсу удалось разрубить в три или четыре удара, словно не кость была у него в хребте, а чистая сталь. Реки крови залили снег на много шагов вокруг прежде, чем рыжая голова его упала с плеч. Ишида ждал бы увидеть на его лице выражение нестерпимой муки, если бы большую его часть не скрыли металлические пластины.
Но нестерпимая мука застыла в глазах Ренкотсу. Взгляд его не отрывался от расправы над железным чудищем, и трудно было сказать, терзает ли его сострадание, или собственная боль, или предчувствие близкой смерти.
Когда клинок взлетел над его шеей, Ренкотсу расхохотался диким, злым, нечеловеческим смехом, и ветер подхватил его хохот и отнес к горам, и казалось, то стонут вершины в некоем злобном стремлении, в мстительной радости, и Ишида вздохнул с облегчением, когда последний отголосок смеха затих в зимнем воздухе.
– Покойся с миром, – все же произнес он, дабы отвратить от себя злобный дух.
– Мы не упокоимся в мире, ты, ублюдок!
Джакотсу был бледен как смерть, но нездоровый лихорадочный румянец пылал на его щеках. Ишида кивнул снова, и в глазах Джакотсу отразились пополам отчаяние и ужас.
– Нет! Нет! Будь ты проклят! Проклят!
Крик его пресекся, захлебнувшись в крови. От силы удара тело стало заваливаться вбок, и самурай, схватив его за волосы, со второй попытки перерубил кость.
Казалось, несколько мгновений Джакотсу понимал, что произошло. Но огонек сознания быстро гас в его глазах, вскоре их заволокло пеленой вселенского безразличия, и самурай бросил голову на кровавый снег.
*** Десять лет минуло с тех пор. Владения Ишиды простирались от горной гряды на севере до Медвежьей долины на юге, и среди всех князей острова он полагал себя величайшим. Расправа над Шичининтай не была его последней победой, хотя чудовищный клинок Банкотсу и забрали в замок на почетное место военного трофея.
Меньше луны назад Ишида устроил в горах новую охоту. Жертвой его должна была стать ужасная кошка, охранявшая волшебный колодец на самой вершине горы О-мори. Кто выпьет из этого колодца хотя бы раз – вернет себе молодость, а кто будет пить его воду каждую луну – никогда не состарится. Но не так-то просто было подобраться к чудесной воде. Тварь, лежавшая у колодца, была величиной с крестьянскую хижину, и долго воины Ишиды засыпали ее отравленными стрелами прежде, чем кошка издохла. На тот свет она унесла с собой три с половиной десятка самураев.
Ишида выпил из чудесного колодца – и не помолодел, хотя вода и вправду была дивной на вкус и как будто прибавила ему сил.
Гордый новой победой, он велел содрать с кошки шкуру и повесить в его покоях как напоминание о подвиге. И, хоть вся прислуга в замке и монахи из ближайшего храма отговаривали его, повесил шкуру демона над самым своим изголовьем.
Тогда его стали мучить кошмары.
Снилось Ишиде, будто он стоит у подножия горы, неотрывно глядя вверх. Там источник вечной молодости, там чудище, которое он убил, и кажется, что на вершине горы заметно движение, словно камнепад сходит с огромной скоростью, но гора так высока, что он будто бы еле катится.
Так повторялись эти сны, и, хотя тревожили Ишиду, он не придавал им большого значения. Стоял каждую ночь – один или в окружении своих воинов – у подножия, глядя на сходящий обвал, не в силах ни пошевелиться, ни отойти. Взгляд его был словно прикован к движению у вершины – к единственному, что двигалось в этом застывшем краю.
Но вот на девятую ночь то, что спускалось с горы, сделалось чуть более различимо, и Ишида понял, что то вовсе не камнепад, а некие огромные существа бегут вниз. Прошло еще несколько ночей – и существа приблизились настолько, что можно стало определить их породу. То были чудовищные кошки – видно, потомство убитой, – но во много раз ужаснее нее. Они бежали так быстро, словно спасались от чего-то наверху – или стремились к чему-то снизу. Не в силах двинуть ни единым мускулом, глядел Ишида на стремглав несущихся чудищ.
Под лапами одной из кошек клубилась тьма, скрадывая ужасные очертания. Мощными лапами кошка отбрасывала с дороги камни или крошила их в челюстях. Рядом с ней бежала ее сестра с когтями прочней железа: они оставляли в скальной породе глубокие борозды. Дыхание третьей кошки было ядовито: ничто живое не выжило бы на ее пути, сам камень оплавлялся перед нею.
Голова и плечи четвертой кошки были охвачены пламенем: редкие снежинки не долетали до ее шерсти, испаряясь в воздухе. Следом за ней бежала тварь еще более невиданная: вместо шерсти она была покрыта иглами чистейшего серебра, а в пасти вместо привычных для всякого хищника зубов Ишида видел сплошную режущую кромку.
Впереди всех бежала кошка вида самого свирепого. В густой шерсти ее трещали молнии, она пробивала большие камни головой или сметала мощными лапами, мчась по прямой, будто не было для нее вещи важнее, чем скорей добраться до подножия. По правую руку – или скорее лапу – от свирепой кошки бежала ее товарка. Клыки ее были остры, как ножи, но страшнее них был хвост – в несколько раз длиннее самого зверя, он, казалось, жил собственной жизнью. Каждая шерстинка в нем была тверже камня, острей железа – всякий раз, когда кошка била им, скальная порода брызгала крошкой.
И тварь кричала. Несвойственные хищникам птичьи крики разносились над мертвым краем, и слышалось Ишиде в каждом ее вопле:
– Будь ты проклят! Проклят!..
… Он проснулся в холодном поту с бешено колотящимся сердцем. Помещение покоя скрадывала тьма, и тишина окутывала замок. Сильно хотелось пить.
Подождав, пока сердце перестанет отчаянно биться о ребра, Ишида лег снова. В темноте кошачья шкура над ним, казалось, излучала мягкий белый свет – а может, то был свет луны, рассеиваемый рисовой бумагой. Тогда, решив, что, как бы сильно ни было желание мертвой кошки измучить его, она властна лишь в сновидениях, Ишида вновь закрыл глаза, и до конца ночи ничто не тревожило его покоя.
Но за одной ночью следовала другая, и дурное представление, которому Ишида из раза в раз становился свидетелем, разворачивалось в своем пугающем порядке.
С каждым разом кошки оказывались к нему все ближе, все ближе бил страшный хвост, все явственней слышались крики. В какой-то миг он заметил, что у кошки с пылающей гривой будто что-то светится в груди, горит сквозь плоть и кожу, и подкатывается ближе, ближе к горлу. Ишида вдруг задался вопросом: если кошка выдохнет, хватит ли расстояния между ними, чтоб рассеять огонь?
Чем ниже спускались чудища, тем тревожней делалось ему. Хоть дурные сны ничем не доказали, что могут навредить человеку, беспокойство его росло день ото дня. Наконец, когда твари оказались так близко, что Ишида смог увидеть каждую шерстинку на их мордах, он сдался.
Наутро в замок пригласили монахов из ближайшего храма и странствующего хоши, гонителя демонов. Монахи как один утверждали, что виновник его дурных снов – мстительный дух кошки, охранявшей колодец. Дух этот вселился в шкуру, висевшую у изголовья, и, пробравшись в сновидения Ишиды, обратил его победы в кошмары. Хоши провел очищение и, как только прозвучали заклятия, а шкуру украсили три святые печати, Ишида готов был поклясться, что некий дух покинул ее. Что-то, похожее на тень большой кошки, вылетело из шкуры и с коротким тоскливым криком унеслось в распахнутые сёдзи.
После этого сны прекратились.
*** С тэнсю замка Ишиды видны были раскинувшиеся внизу села, и город, и горы на севере, и долины на юге. Иногда, в особенном расположении духа, Ишида любил стоять в одиночестве на верхней площадке башни, созерцая распростертую у его ног землю. Вот и сегодня, когда воздух поздней весны был горяч и сладок, не было большего наслаждения, чем вдыхать его, озирая сердце своих владений.
Оглядев призамковые села – люди на улицах и полях казались не больше насекомых – Ишида перевел взгляд на величественные горы, чьи вершины даже в жаркий день были покрыты снегом. Ему почудилось, будто у вершины горы О-мори происходит какое-то движение, но разглядеть, что движется, было невозможно.
В один миг теплый день утратил для него прелесть. Сны, не мучившие Ишиду уже много лун, будто вновь нашли дорогу к его сердцу и вернули прежние страхи. Ишида заморгал, чтобы сосредоточить взгляд, и вновь посмотрел на вершину горы. Она была неподвижна.
– О-яката-сама.
Ишида обернулся так резко, что на миг устыдился своей пугливости. Перед ним стоял мальчик лет двенадцати, одетый как ниндзя, и протягивал Ишиде лист бумаги.
– Мои господа велели передать вам письмо.
Он вручил Ишиде лист – тот не был ни свернут, ни перевязан лентой, как будто составитель не видел в том нужды.
– Какие господа? – спросил сбитый с толку Ишида. – Кто ты такой? Как ты сюда попал? Стража!
Но прежде, чем кто-либо вбежал на его крик, мальчик отпрыгнул к краю площадки и опрокинулся навзничь спиной вперед. Когда Ишида взглянул с края вниз, ни мальчика, ни тела не было видно.
Скажу сразу: мне кажется, снять этот фильм было хорошей идеей. И люди, о которых он снят, действительно герои и заслужили, чтобы их узнал и оплакал не только родной город, но и весь мир. И режиссерское искусство на высоте: фильм вызывает ровно те эмоции, что должен вызвать, и, уверена, посмотри его зритель с несколько иным мировоззрением, чем мое, фильм тронет его до глубины души.
Мою же душу он тронуть все-таки не смог, хоть я и плакала над ним.
Итак, о чем фильм: о команде пожарных, погибших в борьбе с ужасным лесным пожаром в Аризоне. Все двадцать героев истории — реальные люди под своими реальными именами, их фотографии приводятся после титров. Половина экранного времени посвящена работе, половина — личной и семейной жизни членов отряда. Фильм снят отлично, местами напряженно, местами смешно, и смотреть нескучно, хоть он идет больше двух часов.
Почему же у него не получилось меня тронуть?
Во-первых, то, что видно в фильме — это даже не пропаганда семейных ценностей, это некий художественный прием, призванный показать, что:
а) у этих людей были семьи, жены, дети, возлюбленные, на худой конец; б) семья — самое важное в жизни каждого человека; если для тебя важнее что-то другое, с тобой явно что-то не так или ты еще не дорос.
Поймите меня правильно: я обеими руками за семью, я сама хочу иметь детей, и быть любящей матерью для меня гораздо важнее, чем состояться в чем-либо другом. Но я понимаю также, что это исключительно моя ценность и не каждый человек на земле должен разделять ее. Почему же этого не понимает, например, жена руководителя отряда? Выходя за него замуж, она знала, что муж проводит на работе 90% времени и не хочет иметь детей. Они это обсудили, она согласилась, а через шесть лет стала выкатывать претензии: хочу детей и ревную к работе — причем не в виде просьбы, а с истериками.
Во-вторых, в фильмах-катастрофах мне очень важно общение героя со стихией. Если его нет вовсе, я это переживу, в конце концов, я смотрю такие фильмы ради красивой картинки. Но если оно есть, я хочу его раскрытия, а не просто упоминания. Здесь мне этого раскрытия не хватило. В начале фильма герой обращается к пожару как к живому существу, наделенному волей, и пытается разгадать его дальнейшие действия. В остальном же фильме... он обращается к пожару полтора раза с какой-то бессмысленной речью, наверное, чтобы зритель просто не забыл об этой его привычке. Мне не хватило глубины их общения, как бы глупо это ни звучало. Борьба с огнем составляет всю жизнь героя, он забил ради нее на семью, бросил наркотики, так почему эта сторона его жизни освещена так скудно?
Когда фильм приближается в развязке и отряд выезжает на тот самый пожар, что их погубит, никто не думает, что идет на смерть. Сначала думают: молния ударила, мелочевка, до обеда управимся. Потом, приехав на место, понимают, что нет, не мелочевка, ну да с кем не бывает, и не из такого выруливали. Поднимаясь на горящую гору, говорят о планах на вечер, на выходные, на будущее, смеются, что товарищ-ловелас, наконец, влюбился по-настоящему, о чем-то загадывают, чего-то хотят и не знают, что все это больше не имеет смысла. Ужасный и красивый художественный прием, как будто присущий искусству всех народов. По крайней мере, он точно был использован в арке Шичининтай в сцене из их воспоминаний, где они сидят под обрывом после битвы, смеются, строят планы на будущее. Они молоды, счастливы, им кажется, будто весь мир лежит у их ног, а капкан уже смыкается над ними, и все их чаяния и желания лишь пустой звук.
Мне уже лень извиняться, но рассуждать о вещах из заглавия я буду на примерах Шичининтай. Все же это история моей юности, много мне давшая в школьные годы. Засим я заканчиваю оправдания, поехали.
# Слушала сегодня новую (по крайней мере, для меня) фолк-группу, претензий масса, но написать хотелось об одной. В чем суть: поется, как в шестом веке предки славян пошли на Царьград, как усрался Юстиниан и как они круты. Песня такая себе, но придерусь к одной строчке: "Крестьяне бежали, но видели в нас спасителей, а не врагов".
... не опрашивала византийских крестьян той эпохи, но я бы на их месте видела в пришельцах как минимум залог геморроя с восстановлением хозяйства, если не прямую угрозу жизни и свободе.
читать дальшеЯ вообще не люблю романтизации войны, и если романтический образ воина-защитника еще понимаю (пусть он не вызывает у меня должного эмоционального отклика), то романтизировать войну захватническую (которую в пропагандистских материалах часто зовут освободительной) — дело совершенно лишнее. Тут стоит оговориться: я понимаю пропаганду, нужную для конкретных политических задач. Когда немецкие войска вошли в Австрию, например. Или в одном недавнем конфликте, не буду показывать пальцем, где тоже вопросов не возникает. А вот к песне вопросов масса. Там романтизация завоевателей нужна не для политической цели, а для художественной, и как художественный прием так себе.
Не нужно оправдывать своих героев. Если вам стыдно быть потомками захватчиков, а хочется наследовать освободителям, помните, что ложное благородство не красит. Думаю, воины древности не считали себя плохими людьми, и вам не стоит, как не стоит приписывать им несуществующие добродетели.
Шичининтай во многом олицетворяют мой идеал воина. Это ребята, у которых геройский пафос выкручен на минимум, они талантливы и свирепы, но находят на войне место всем человеческим чувствам: от сострадания до страха, от жадности до веселья. Они гордятся — но своими дарованиями, а не тем, что вершат правое дело. О правом деле наемнику вообще говорить не приходится, и многие из них свой выбор объясняли так: в школе не было курсов профориентациипошел куда пацаны пошли чем еще заниматься в наш век. Так что, думаю, они и грабили, и не особо щадили мирное население, и прекрасно себя при этом чувствовали.
Задумалась, участвовали ли они когда-нибудь в оборонительных войнах. Видимо, могли, и все же для меня Шичининтай больше меч, чем щит. Именно поэтому в "Годе Кошки" они не спасают Мадоку от смерти. Не потому что не хотят — не выходит. Словом, повезло, что у нее был папенька с полезными подарками.
# Мадока, к слову, могла бы написать книгу "Самый верный способ проебать год" и сиквел "Сто способов просрать жизнь". Ничего не потребовалось бы выдумывать, просто написала бы автобиографию. Конечно, не мне из двадцать первого века ее судить, но со стороны выглядит как-то так:
Отец: — Дочь, мне пора, вот тебе билет в счастливое будущее, куча бабла и подушка безопасности, не проеби. Мадока: — Ну, хз, мутная какая-то тема, по отзывам вроде норм, смотреть надо, короче, может, в следующей жизни.
Тут, впрочем, сказалось не только влияние культуры, но в целом нерешительность Мадоки. С детства мягкая и податливая, она полжизни жила в доме, где ей внушалось: ты никто, от тебя ничего не зависит. Трудно судить девочку, выросшую в забитую застенчивую женщину.
Понимали ли это Шичининтай, когда она отказалась воспользоваться их предложением (ну, знаете, когда тебе нравится женщина, ты же спросишь разрешения убить ее мужа)? Конечно, понимали. Уважали ли ее решение? Вряд ли. По их мнению, Мадока приняла его из общей слабости натуры, оно было ошибочным и глупым. Почему же они подчинились ей и не тронули Котояму? Полагаю, не хотели разрушить с ней дружбу. Как говорит моя любимая Лариса Парфентьева: хуйня вопрос, это всего лишь твоя жизнь.
И в этом Шичининтай, как ни странно, проявили больше чуткости, чем отец, любивший Мадоку превыше прочих. Останься Йендо Арета жив и осуществись его замысел, он убил бы Котояму, а дочь насильно забрал бы домой и вовсе не печалился бы возможным разладом между ними. Но он отец, а они левые ребята. Вмешайся они столь грубо в ее жизнь, дружба их могла прерваться навсегда.
# Не осталось сил ваять простыню о любви, постараюсь кратко. Если помните, пару лет назад у меня была задумка макси по Толкину, где мальчик приходит в темную крепость Ангбанд просить работу и живет там пятнадцать лет — до падения Моргота. Там он знакомится с драконихой Савалах и после низложения владыки уходит с ней на север.
Так вот.
В отношениях Мадоки с Шичининтай и в отношениях Стенолаза с Савалах для меня много сходства.
Во-первых, это некий квазиинцест. Беззащитная Мадока, угнетенная деспотичным мужем, нуждается в братьях, рано осиротевший Стенолаз нуждается в матери. Воплощения своих чаяний находят они в Шичининтай и Савалах соответственно, хотя ни те, ни другая об этих фантазиях понятия не имеют и не думают в них участвовать.
Во-вторых, если это квазиинцест, то он представляет некую идеальную форму родственной близости. Согласитесь, не у всех хорошие отношения с братьями или матерями, но когда ты можешь сам выбрать себе родственника, ты выберешь того, кто больше всего совпадает с твоими представлениями о родстве. А какое главное качество родни по всем учебникам семейной этики? Принятие. К своим родным ты можешь обратиться любым, оставить церемонии и быть тем, кто ты есть. Звучит как издевательство, если вспомнить известные мне семьи, но в идеале это так. А квазиинцест — история об идеале.
В-третьих, это невероятная сладость общения. И берется она не из общей охуенности возлюбленных, а из второго пункта нашего списка. Когда ты ничего из себя не строишь, отпускаешь свое сердце на волю, когда в тебе видят ровно то, чем ты являешься, и принимают... в общем, если вы никогда не испытывали этого чувства, советую испытать, это необыкновенное ощущение. Я испытала его пару раз за жизнь и довольно давно, но как же я понимаю своих героев. Понимаю Стенолаза, который каждый вечер после работы спускался в гнездо Савалах, где мог быть человечьим детенышем. Понимаю Мадоку, которая, забив на приличия, днями просиживала в доме Рен, где могла быть глупой женщиной. Часто они даже не говорили — молчать тоже было хорошо.
В-четвертых, это финал истории. Я любитель счастливых концов, а подобные отношения, единожды зародившись, уже не хотят прерываться: это как ступить из теплого дома в холодный слякотный двор. Потому Стенолаз уходит с Савалах на север и живет с драконами всю жизнь. Ну, а что случается с Мадокой и Шичининтай, я пока не скажу, ибо надеюсь все же дописать вторую часть истории, но вы можете догадаться, если смотрели арку: Шичининтай обсуждают эту возможность в каноне.
Надеюсь, вам стало понятнее, какие истории любви трогают меня больше прочих.
Котята, я вчера вечером упоролась и придумала сюжет этой сказки, а сегодня утром написала ее. Ее можно читать как ориджинал, но, если вы знаете арку Шичининтай, чтение станет веселее, потому что здесь все семеро — женские персонажи в антураже отвлеченного древневосточного царства. Кто есть кто, не составит труда угадать.
Царица пытается избавиться от умного и крайне удачливого пасынка.
P. S. В сказке присутствует немного насилия. __________________________
Это случилось много веков назад в богатой плодородной земле, коей правил могущественный владыка. Имя его и по сей день помнит каждый среди живущих. Я же не буду называть его, дабы не смущать твой ум, ибо все это могло произойти в любом царстве, сколько их ни есть на свете.
Страна, о которой будет мой рассказ, лежала посреди пустыни, и многие племена кочевников-варваров стремились в города, прослышав о хранящихся там богатствах. Все они находили свою смерть, однако пыл их не уменьшался. Страна и вправду была богата, будто дивный сад. Так, ходил слух, будто под царским дворцом лежит подземное озеро: тысяча воинов охраняет его, а на озере живет тысяча лебедей. Богиня-солнце, подательница жизни, подарила их предкам нынешних владык. Кровь их способна даровать бессмертие и могущество всякому, кто изопьет ее, однако тяжкий грех – убить даже одного лебедя, и всякий, сделавший это, будет проклят.
Во времена, о которых пойдет речь, правил благословенной страной упомянутый могущественный царь. Двое детей было у него – сын и дочь – и оба, будучи неукротимого нрава и необыкновенной красоты, радовали отцовское сердце. Сын рос умным юношей и храбрым воином, дочь же, хоть не отличалась его умом, обладала силой неслыханной. В бессчетных сокровищницах отца отыскала она бесхозный лук, который не могли натянуть и самые могучие среди богатырей той земли, и набросила тетиву на верхнее плечо, хоть ей было тогда десять лет.
читать дальшеВозрадовался царь и возгордился, думая, что оба его дитяти принесут ему небывалую славу. Но страшное несчастье положило конец его надеждам. Когда царевне было двенадцать лет, молния ударила ей под ноги, и девица ослепла, и две луны провела во тьме, и лишь молитвы ее матушки помогли ей снова увидеть свет. Но не вернулась прежняя ее зоркость, и стрелять из лука царевна не могла.
Тогда брат стал насмехаться над ней: на что, мол, годится ее сила, если она слепа, как котенок, и даже птицы, кружащей над лесом, не разглядит. Царевна отвечала ему, смеясь, что врага своего она разглядеть сумеет, и слова брата как будто не трогали ее. Однако сердце ее терзалось его насмешками, ибо она была горда и самолюбива, и прошло одно лето прежде, чем зоркость вернулась к ней.
То было удивительно, поскольку, хоть царевна и поражала цель, едва видимую даже самому зоркому глазу, в обычной жизни близорукость не оставила ее. Тогда царица-мать, подозревая неладное, велела рабыне следить за дочерью. Неизвестно, что узнали они, ибо рабыне отрубили голову, а царица заболела сердцем и вскоре умерла.
Тогда царь женился во второй раз.
Новая жена была красивее прежней, высока, как мужчина, и отличалась гордостью и статью. Ходил слух, будто она сирота дурного рода и чародейка и колдовством приворожила к себе царя. Как бы то ни было, новая царица была, безусловно, смелой женщиной. Услышав о бесчисленных сокровищах, хранящихся в пустыне в пещере за волшебной печатью, она отправилась туда в одиночку, не сказавшись никому и не взяв с собой даже преданных воинов. Там, в красных скалах, нашла она волшебную пещеру. Но не печать охраняла ее, а чудище с телом льва и головой женщины. Ростом оно было выше двоих взрослых мужчин, если бы один встал другому на плечи, а лапы его могли крошить камень.
– Я загадаю тебе три загадки, – сказал сфинкс. – Если дашь три правильных ответа, проходи и бери что хочешь. Если ошибешься – я растерзаю тебя.
И загадал сфинкс первую загадку:
– Что слаще всего на свете?
И царица отвечала:
– Сон слаще всего на свете. Ибо лишь во сне человек забывает и свое горе, и самую жизнь свою.
И загадал сфинкс вторую загадку:
– Что быстрее всего на свете?
И царица отвечала:
– Мысль быстрее всего на свете. Ибо мысль меньше, чем за мгновение, способна пролететь от одного края земли до другого.
И загадал сфинкс третью загадку:
– Что сильнее всего на свете?
И царица отвечала:
– Любовь сильнее всего на свете. Ибо лишь против любви нет оружия, лишь любовь преклоняет к себе самое свирепое сердце и побеждает любое колдовство.
И сказал сфинкс:
– Ты не дала ни одного правильного ответа, но ты говорила мудрые слова, и я пропущу тебя. Возьми что пожелаешь и уходи с миром.
И царица отвечала:
– Из всего, что есть в твоей пещере, ни в чем я не нуждаюсь сильнее, чем в слуге и друге. А ты одинок и, верно, устал стеречь забытый клад. Иди со мной, если пожелаешь.
И сфинкс ушел с ней и сделался ей слугой и другом и открыл многие тайны колдовского искусства и древних знаний.
Так прошло три года. Царица родила троих сыновей, а дети прежней владычицы повзрослели.
И вот словно злой рок навис над благословенным краем. Царь сломал ногу на охоте, и рана воспалилась, и никакое снадобье не могло ее успокоить. Несколько дней метался владыка в бреду, пока ранним утром не скончался от жара. Жезл его, и трон его, и все его владения унаследовал старший сын, человек бесстрашный и жестокий, склонный к дурным забавам. Он велел обеим женщинам покориться ему и делить с ним ложе. Надменная сестрица его отвечала насмешливо: неужто брат ее сделался так слаб, что вынужден просить родственниц, а не руки чужеземной царевны. Уязвленный этим ответом, царь вздумал расправиться с сестрой.
Однажды ночью он спустился к подземному озеру и увидел, что больше нет на его берегах тысячи воинов, а на глади – тысячи лебедей, лишь кости усеивают дно. Тогда понял он, что сестра его принесла ужасные жертвы, дабы вернуть себе меткость, и устрашился, и возрадовался, ибо теперь имел против нее оружие.
Так, обвинив царевну в страшнейшем из злодеяний, он изгнал ее в пустыню, и дозволил взять с собой лишь лук, который так и не смог преломить, и бурдюк с водой, чтобы пустыня не убила ее быстро.
Говорят, впрочем, что царевна не погибла в песках. Одно из варварских племен подобрало ее, и вождь, прельщенный ее красотой, просил ее руки. Тогда царевна сказала ему:
– Женись на мне – и пускай твои воины идут за мной как за тобой и повинуются мне как тебе.
Вождь засмеялся и ответил:
– Не так властен я в сердцах моих воинов, чтобы упросить их идти за женщиной. Своим примером должна ты доказать, что не уступишь мне в доблести.
Тогда царевна предложила ему состязание в стрельбе из лука и велела, чтобы мишени расположили так далеко от стрелков, чтобы лишь на границе зрения виднелись они. Тысяча лебедей, кровью которых она омыла свой лук и свои руки, дали ей меткость небывалую, и, даже не видя цели, она поразила ее в самую середину. Тогда вождь женился на ней, и воины его признали ее своей владычицей, и скакала она вперед громадной орды, и ни одно из пустынных племен не могло устоять перед нею.
Говорят, первенцами она родила двоих сыновей с глазами как у кошек. Вдоль хребтов у них росла черная шерсть – и это было проклятие, наложенное на царевну богами за то, что она умертвила священных птиц.
В благословенном же царстве новый владыка пытался склонить к себе царицу. Но та заявила, что лишь только он прикоснется к ней, она отрежет ему детородный орган – и его род прервется на нем, как у презренных евнухов. Царь был оскорблен отказом мачехи, но расправиться с ней не мог: ужасный сфинкс день и ночь охранял ее и ее потомство. Так и жили они в холодном согласии, и каждый думал, как умертвить другого.
Однажды царь собрался построить новый храм богине-солнцу, выше и роскошнее прежних, чтобы дары ее никогда не оскудевали, и перенести в него статую из старого храма. Узнав об этом, царица не преминула заметить:
– Много владык до тебя строили храмы подательнице жизни, и многие построят после тебя. Слава твоя не проживет и столетия, ибо зодчие совершенствуются с каждым веком. Лишь сердце человеческое остается прежним, и подлинную доблесть явишь ты, и подлинную славу обретешь, если выстроишь храм обеим ее ипостасям – солнцу и луне, благодетельнице и чудищу, и если простоишь в нем сутки, не убежав в страхе с закатом.
Понял царь, что мачеха хочет погубить его. Но понял он также, что правдивы ее слова, и отвечал так:
– Я построю подательнице жизни храм, равных которому не было до меня и не будет после. А как строительство завершится, простою в нем день и простою ночь, молясь о благополучии моего царства.
Так он и сделал. Три лета продолжалось строительство храма – лучшие зодчие были созваны для него, лучшие рабочие собраны. И вот настал день первой службы, и был большой праздник, и статую богини с великими почестями перенесли в новое святилище.
И город был украшен лентами и цветами, и люди пели и танцевали на улицах, и так продолжалось до захода солнца. С закатными же лучами жрецы покинули храм и сад, разбитый близ него, и в них не осталось ни единого человека, кроме бесстрашного царя. Жрецы умоляли его уйти, даже храбрейшие среди воинов дрогнули, но царь отвечал им:
– Я был бы презренный трус, если бы ушел с вами. Ибо я царь ваш, и кому, как не мне, просить за вас и смотреть без страха в самый ужасный лик.
И так никто и не сумел его отговорить.
Гас закат. Алые лучи, падая сквозь широкие окна, заливали статую богини кровавым светом, и ласковое лицо ее казалось омраченным и печальным.
Но вот погас последний луч, и царь зажег огонь в большой жаровне, дабы видеть, что происходит в храме. Город скрадывали сумерки, но лишь когда пала ночь, богиня начала меняться. Статуя на высоком постаменте повернулась к царю другой стороной – и ласковый лик исчез, и ужасная звериная морда предстала его глазам.
Миг – и спрыгнула с постамента, живая, страшная, не зверь, не человек – и бросилась к единственному живому существу, оставшемуся в храме.
Царь выхватил щит и отразил удар ужасных когтей, хотя те содрали половину кожаных слоев в одно движение.
– Госпожа моя! – крикнул он. – Разве моя кровь утолит твою жажду! Я здесь один, но, клянусь, если ты пощадишь меня, завтра я приведу тебе тысячу человек, и ты сможешь омыться их кровью, как сестра моя омылась кровью тысячи лебедей!
– Глупец! – расхохоталась богиня. – Тысяча человек не утолит моей жажды!
– Если ты пощадишь меня, я приведу тысячу мужчин, а на следующую ночь – тысячу женщин, а на третью ночь – тысячу детей.
Страшные когти замерли над его плечом, и, как будто прельщенная заманчивым обещанием, богиня опустила руку.
– Сделай как сказал, – наконец, согласилась она. – А обманешь меня – я войду в твои сны и превращу твои ночи в бесконечную муку.
На том сговорились, и наутро горестный плач поднялся во всем царстве. В ужасе смотрела царица на жатву своего пасынка, и долго еще не слышалось в городе ни праздных слов, ни звонких песен.
Минул год с той поры, и созрел в уме царицы новый замысел. Она пришла к царю и сказала:
– Вижу я, что ты храбрый человек и умный правитель и земля расцветает под твоей властью. Принеси мне дар, равных которому не видели эти края, – и я выйду за тебя замуж, и наши сыновья будут править после тебя.
Царь прельстился ее словами, потому как все еще лелеял надежду заполучить ее, и спросил:
– Какого же дара ты желаешь?
– Я хочу сердце горы, в котором смогу видеть настоящее и будущее. Говорят, что эти камни похожи на капли крови и встречаются высоко в горах, где живут великаны-людоеды. Принеси мне хотя бы один – и я буду тебе женой.
И вновь понял царь, что мачеха хочет погубить его, но отвечал так:
– Я принесу тебе красивейший среди камней и в тот же день женюсь на тебе.
Так ушел он в горы, взяв с собой лишь десяток преданных воинов, и долго шли они от благословенных садов родной земли через красную пустыню к недружелюбным вершинам, о которых ходили самые жуткие предания. В пути потерял царь всех своих спутников и сам бы погиб от голода и жажды, если бы племена гор не подобрали его. От этих людей и узнал царь, где живут великаны-людоеды и где растут в скальной породе камни, именуемые сердцем горы. Он сказал, что пришел из благословенной земли далеко на западе, и что ищет такой камень, и что, если местные юноши помогут ему, он примет их в свое войско и подарит дома, окруженные садами, и красивых жен и наложниц, и так прельстил десять или пятнадцать человек, и с ними отправился в путь.
Через пять ночей остановился отряд у большой пещеры, вход в которую походил на пасть громадной собаки. Юноши рассказали царю, что в пещере живет великанша, самая страшная в этих краях, такая огромная, что человек кажется по сравнению с ней не больше кошки. В котле варит она человечьи сердца, а остальные части тел ест сырыми и особенно любит высасывать мозг. В пещере ее столько кровавых камней, что в них можно скрыться с головой.
Слыша это, царь сказал так:
– Страшно чудовище, которое вы описали, и я не пошлю вас на верную смерть. Вы оказали мне большую услугу, приведя сюда через все опасности гор, и всех вас возьму я в мое войско. Затаитесь у узкого входа, откуда она не сможет вас достать, а если великанши внутри не будет или я поражу ее моей секирой, то закричу как птица – и тогда вы будете знать, что пещера безопасна и вы можете войти и набрать столько камней, сколько пожелаете.
На том порешили.
С утра юноши подошли к узкому входу в пещеру, а царь вошел внутрь.
В ноздри ему ударил запах крови и гнили, такой сильный, что заслезились глаза. Он как будто ослеп на мгновение, но вскоре пришел в себя, и тогда увидел, что у стен пещеры и вправду лежат большие красные камни необыкновенной красоты. Было их, конечно, не так много, чтобы человеку скрыться с головой, да и подойти оказалось трудно: посреди пещеры, раскинув громадные руки, лежало уродливое существо вчетверо выше и вдесятеро шире человека. Всклокоченные волосы грязной сетью оплели уродливое лицо. Огромные груди свесились в обе стороны. Под обломанными желтыми ногтями застряло кровавое месиво. Существо определенно спало, но, стоило царю сделать шаг в сторону ближайшего красного камня, как горная великанша проснулась и схватила его гигантской заскорузлой рукой.
– Ну-ка, что здесь у нас. – Голос ее звучал необыкновенно радостно, как у хищника, поймавшего желанную добычу. – Еще один искатель удачи, я гляжу. Много вас приходит в мою пещеру, а знаешь, сколько ушло?
– Полагаю, ни одного, госпожа, – учтиво отвечал царь.
– Верно полагаешь, – рассмеялась великанша, обнажая острые желтые зубы. – Я уж и со счета сбилась, вас считая. Ну да ладно… – И она широко распахнула громадную пасть.
Поняв, что лишь несколько мгновений отделяют его от смерти в этой отвратительной бездне, царь заговорил поспешно:
– Так я могу счесть за тебя, госпожа. Посуди сама: я один, но у узкого входа в пещеру, куда ты не можешь достать, ждет пятнадцать юношей из горной деревни. Стоит мне закричать по-птичьи, они придут сюда, и тогда ты сможешь полакомиться их сердцами и мозгом.
Пасть немного отдалилась.
– Так кричи, – велела великанша.
– Я обещал им кричать, госпожа, если здесь будет безопасно. Увидев меня сейчас, они испугаются и тут же убегут обратно, ты и схватить никого не успеешь. Отойди к стене справа от входа и дай мне встать напротив него. Я закричу, войдут мои спутники – и уж тогда не мешкай.
– Откуда ты такой умный взялся… – проворчала великанша, но сделала как он велел.
Оказавшись перед входом, царь закричал по-птичьи. Юноши, ободренные удачей, вбежали в пещеру. Чудище они увидели не сразу, а когда увидели, было поздно. Царь тем временем схватил ближайший к нему красный камень и бросился прочь, проскользнув через узкий вход, откуда великанша не могла его достать.
Так покинул он горы, идя по тропам, что указали ранее его спутники, и вышел в пустыню, и добрался до своего царства.
Царица несказанно удивилась, увидев пасынка живым, и взяла камень из его рук.
– Ты как будто остолбенела, матушка, – рассмеялся царь. – Или надеялась, что я сгину в горах? Но вот я жив и исполнил мое обещание, теперь тебе не худо бы исполнить твое.
Но, стоило ему потянуться к ней, как царица отпрыгнула, будто кошка, и сорвала с шеи золотое ожерелье, и бросила между ними, и их разделил огонь.
– Ты пальцем меня не коснешься, щенок, – прошипела она. – Или я превращу в пепел тебя и твое царство.
И царь устрашился тогда, и не тронул ее.
А надо сказать, что кровавый камень был вовсе не нужен царице. В пламени видела она прошлое, настоящее и будущее и оттого избежала многих козней, что готовил ей пасынок. Так, огонь показал ей, что царь задумал отравить ее сыновей, подсыпав им в питье ядовитое снадобье. Царица призвала рабыню, любимую наложницу царя, и велела ей попробовать питье до того, как его пригубят царевичи, и так спаслись ее сыновья.
Огонь показал также, что, дабы изготовить этот яд, владыка навестил известную отравительницу – немолодую и весьма непривлекательную женщину, унаследовавшую свое ремесло от матушки. Яды ее были незаметны, лишь колдовство, подобное колдовству царицы, могло распознать их, но смерть, причиненная ими, бывала самой разной, и счастливы были те, кто задыхался во сне или чье сердце переставало биться.
Так, царица пришла к отравительнице в одиночку, оставив сфинкса охранять детей, и та открыла, не подозревая, кто ее гость, и отступила с почтением.
– Госпожа! – вскричала отравительница, всплеснув руками. – Могла ли я мечтать, что кто-нибудь столь великий посетит мою скромную обитель! Словно солнце заглянуло в мое мрачное жилище и озарило меня своим светом! Словно божество спустилось с неба, дабы почтить презренную смертную…
– Оставь, – махнула рукой царица. – Я знаю, что вчера у тебя был более могущественный гость и что ты готовила отраву для моих сыновей.
Стоило ей сказать это, как отравительница переменилась в лице, смертельно побледнела и пала к ее ногам.
– Госпожа! – вскричала она. – Пощади меня! Он грозился бросить меня львам! Он грозился содрать с меня кожу и повесить на площади! Он грозился отрубить мне руки, если я не приготовлю яд!
Речь ее была ложью до последнего слова, ибо царица видела в пламени, что царь обещал отравительнице золото и десяток рабов, а та любила мужчин и любила роскошь. Но царица не стала угрожать ей, а сказала так:
– Я знаю, что мой пасынок попытается отравить и меня и придет за этим к тебе. Когда он навестит тебя снова, подай ему воды с ядовитым снадобьем, пускай он умрет ночью во сне, будто сам собой, и ты, и я останемся не у дел. Если так случится, я поселю тебя во дворце, и у тебя будет столько слуг и столько комнат, сколько пожелаешь.
Отравительница горячо обещала помочь, но мало веры было ее словам.
Лишь пламени верила царица – а пламя показало вот что.
Царь действительно навестил ведьму на закате, и та подала ему воды, как обещала, но царь не принял чаши, а пал к ее ногам и зашептал горячо и горько:
– Госпожа моя, если бы ты знала, как велика моя беда, не предлагала бы мне ничего, кроме яда. Все воды мира не зальют моей скорби, ибо вчера моя мачеха убила единственное существо, которое я любил. Знай же, что твой яд достался не царевичам, но невинной девушке, знать не знавшей о нашем с мачехой раздоре. Теперь у меня нет друга, кроме тебя, так помоги мне отомстить мою утрату. Опыли ядом этот браслет – завтра я поднесу его царице в знак примирения – пусть, как яд коснется ее кожи, она погибнет, и больше не будет смертей в наших ссорах. А как не станет мачехи, я женюсь на тебе, ибо ты единственный друг, что у меня остался, и ты не будешь нуждаться ни в чем, и все богатства моей земли будут твоими в той же мере, что и моими.
И отравительница, тронутая жалобною речью, прельщенная обещанием супружества и сказочного богатства, преклонила к нему слух. Кто мог ее винить?
На следующее утро царь поднес мачехе шкатулку с удивительной красоты браслетом и сказал так:
– Прими, госпожа, мой дар и знак нашего примирения. Пускай больше не будет раздора между нами, и с этих пор я стану относиться к тебе как к почтенной вдове отца, и не позволю никому оскорбить тебя, и буду защищать твоих сыновей как моих собственных.
Тогда царица взяла из его рук шкатулку и положила на жаровню, и пламя взвилось и зашипело, плюясь, будто растревоженная кобра, и царь отскочил в страхе.
– Вот как ты хочешь примириться со мной, – рассмеялась царица. – Если я буду мертва, ты будешь относиться ко мне с надлежащим почтением и никому не позволишь оскорбить меня. О, я знаю, что ты ходил к отравительнице и обещал ей золотые горы, и говорил, что женишься на ней. Знай же, глупец, что пока дар мой со мной, всякий твой замысел будет мне известен, и люди будут гибнуть до тех пор, пока я не изведу тебя и тем не положу конец нашему раздору.
Так расстались они во взаимной вражде, и горькие мысли владели умом царицы. Все замыслы ее развеялись, будто дым, и в отчаянии готова была она велеть сфинксу умертвить царя, даром что войско взбунтовалось бы против нее. С тяжелым сердцем ложилась она спать, и сфинкс неусыпным стражем охранял ее покои.
Но наутро примчался к ней царедворец со срочной вестью, и простерся перед ней, и говорил путано и быстро:
– Госпожа моя, дочь солнца, жар негасимый, дурную весть принес я тебе, и да укрепится твое сердце, дабы ноша сия не сломила его. Владыка всей земли, твой пасынок, наследник твоего господина, был убит нынче ночью, да оплачут боги его прах!
Пораженная, смотрела царица на вестника, не ведая, правду он говорит, или то ловушка ее пасынка, или разум ее помутился.
Наконец, совладав с собой, она спросила:
– Кто убил его?
– То дурная женщина, презренная блудница. Она сбежала, но всякий в городе знает ее и стража не выпустит ее за ворота. Убийцу ищут и вскоре найдут, пускай госпожа будет спокойна.
– Как найдут – пускай приведут ко мне, – велела царица. – Сейчас ступай.
Невероятным казалось это происшествие, и царица боялась поверить в него даже на миг, пока ближе к полудню стража и вправду не притащила во дворец женщину. Одежда ее превратилась в лохмотья, куски открытой кожи украшали кровоподтеки, казалось, живого места не осталось на ней, лишь глаза сверкали настороженно и злобно, как у пойманного в ловушку зверя.
Женщину втащили в покои царицы и бросили к ее ногам.
– Вот подлая змея, убившая владыку, – сообщил начальник стражи. – Как ты велишь поступить с ней?
– Пускай оставят нас, – велела царица.
Когда их оставили наедине, она обратилась к женщине с такою речью:
– Много лет я пыталась убить царя и пожертвовала сотнями людей, но все было тщетно. Ты же справилась за одну ночь. Здесь никого нет, и никто не услышит нас. Расскажи, как тебе это удалось.
Пленница отозвалась не сразу, попытавшись найти хоть немного слюны в пересохшем горле.
– Я всадила кинжал в его чертов рот.
На миг царица замерла, изумленная, а затем расхохоталась надрывно и жутко, будто рыдая, и так смеялась очень долго, пока многолетняя тревога не вышла вместе с хохотом из ее груди, и блудница смотрела на нее как на безумную.
– Зачем же ты сделала это? – наконец, отсмеявшись, спросила царица.
– Он бил меня, и таскал за волосы, и все плакал о девке, которая была как я, но стократ красивее. – Женщина сплюнула кровь с разбитой губы.
– Если тебя это утешит, – отвечала царица, – она была глупа как курица.
Женщина взглянула на нее прямо и ясно, без улыбки.
– Ты велишь отрубить мне голову?
Вместо ответа царица хлопнула три раза в ладоши, и в покои вновь вошли слуги и стража.
– Я выслушала эту женщину, и мое решение таково. Пусть дадут ей кинжал, чтобы перерезать себе жилы или чтобы защититься от хищников, и бурдюк с водой, и пусть она уйдет в пустыню.
Обычай велел отрубить убийце голову, но, обрадованная сверх меры свалившейся с плеч тяжестью, царица явила снисхождение и решила заменить казнь изгнанием в пустыню, где правила ее падчерица.
Самой падчерице царица велела передать, что брат ее мертв и что та может, если захочет, вернуться в отцовский дом. Ее приглашение, впрочем, было не к месту и, потерявшаяся среди варварских племен, царевна пренебрегла им.
Говорят, что блудница не погибла в песках, но встретила царевну и сдружилась с ней, ибо, имея все, чего желала душа, царевна не имела лишь сердечной подруги.
Говорят также, что царица правила двенадцать лет, пока не повзрослел ее старший сын и не занял место матери, и что сфинкс служил ей верно до самой смерти, а после охранял могилу царицы, чтобы ни демон, ни смертный не смел потревожить ее.
Знаете, когда я в прошлом декабре загадывала встретить свою любовь, я имела в виду немного другое.
Итоги года в виде ответов на двадцать девять вопросов Ларисы Парфентьевой.
Мои главные достижения а) устроилась на удаленную работу, в которой секу, которая мне подходит и на которой я получаю хорошие деньги. Притом, что у меня не было ни опыта, ни профильного образования. б) не сдохла.
Вызовы, которые я бросила себе в этом году Жизнь и так меня достаточно помотала, чтобы еще самой себе вызовы бросать.
читать дальшеЯ благодарна, что в мою жизнь вошли эти люди Я снова начала общаться с бывшей лучшей подругой, и мне с ней очень хорошо. Познакомилась еще с парой интересных девушек, с которыми можно обсудить "Инуяшу" и историю, но так, пока ничего серьезного.
От какой вредной привычки я избавилась? Ни от какой, увы.
Какую полезную привычку приобрела? Брить ноги раз в месяц, а не раз в год — так они и обрастают медленнее, и не очень больно потом летом сбривать.
Главную ошибку этого года я совершила, когда… Ничего не вспоминается. Пиздеца, конечно, было много, но не по моей вине.
Мой средний заработок в месяц составил… Ну, первую половину года я жила на стипендию, потом в школе получала 600 рублей, потом месяц не работала (восемь дней на холодных звонках не в счет), и в ноябре устроилась на работу с окладом в 800 рублей.
Где я отдыхала? В Москве.
Самое лучшее решение в 2019-ом Бросить нахуй школу. Бросить нахуй холодные звонки. Подать резюме на вакансию корректора в агентстве переводов, хотя у меня не было ни опыта работы, ни филологического образования, я только знала английский.
Лучший источник вдохновения в этом году Конечно, мои возлюбленные Шичининтай. Как в феврале воспылала моя страсть, так до сих пор не улеглась.
Разговор, который произвёл сильное впечатление Ну, их много было, но вот приведу один. Как-то я жаловалась Регине, что проебала шесть лет в университете непонятно на что. То есть да, конечно, мне было там неплохо: я только и делала, что занималась своими делами, но если смотреть в разрезе моей жизни — в чем был смысл этого, ведь я почти не работала по специальности. И как-то разговор вырулил на то, что теперь у меня есть диплом училки, а значит, по крайней мере, в начальную школу я могу детей не отдавать и учить их дома. Это меня взбодрило. Все было не зря.
Моменты, которые я хочу повторить Пожалуй, ничего.
Больше всего времени в этом году я проводила в… ... ужасе и отчаянии.
В пользу своей мечты я отказалась от… Моя мечта не заставляет ни от чего отказываться. Да я и не знаю, как ее исполнить, поэтому в этом году точно ни от чего не отказывалась.
Главной приятной неожиданностью стало… ... что мне позвонили из агентства переводов, когда я уже на них подзабила и решила, что моя судьба — идти работать кассиршей.
Кому я помогла в этом году? Себе. Себе я помогла в этом году. Ну, и, стоит надеяться, тем чувакам, которые, благодаря мне, получили качественные переводы.
Какую внутреннюю проблему решила? Ну... теперь у меня есть работа, которая не причиняет боли, и я по-прежнему могу заниматься своими делами в свободное время. Плюс я стала куда спокойнее относиться к недостаткам своей внешности
Этот год до сегодняшнего дня одной фразой… ААААААААААААААААААААААААААААА
Я жалею о том, что так и не… ... что так и не встретила мужчин(у), которых смогла бы полюбить. Да и черт с ним, главное, я жива.
Самая бесполезная покупка Вы спрашиваете человека, который шесть лет жил на стипендию, а потом вдруг стал зарабатывать кучуденяк. АХАХАХАХАХА. Тыща их.
Главная победа над собой Что весь ебаный сентябрь я каждый блядский будний день вставала без пятнадцати семь, и шла в ненавистную школу, и даже вела там уроки.
Девиз уходящего года Не то чтобы девиз, но в последнее время мне очень близко стало мировоззрение (мироощущение?) Шичининтай: жизнь дана для радости.
Если бы можно было оставить только одно воспоминание этого года, то я бы оставила… Наши разговоры с подругой (той самой бывшей-лучшей, с которой помирилась летом).
Большую часть времени я потратила на… ... интернет, прогулки, ор, уныние.
Я поняла, что радость и счастье гораздо важнее, чем чтобы все было правильно. Ваш кэп.
В этом году я впервые… - летала на самолете; - путешествовала автостопом в одиночестве; - оказалась в чужой стране, в чужом городе без телефона и знакомых, слава богу, было четыре тыщи с собой; - официально работала (с трудовой книжкой); - побывала на Алтае; - жила в белорусской глубинке; - подключила тариф с мобильным интернетом (да, я тормоз); - пользовалась смартфоном как телефоном, а не как читалкой (да, я тормоз-2); - была на похоронах.
Еще я получила такие навыки… Засыпать хуй пойми где, потому что очень спать хочется.
Главная задача на 2020 год Ну... хотелось бы, конечно, встретить свою любовь и все дела, но, если не получится, то не страшно. Пока у меня неожиданно наладилась жизнь, и я теперь не хочу гнать лошадей. Все придет в свое время. Единственное что: хотелось бы заказать какие-нибудь очки для работы, чтобы не уставали глаза, и избавиться от привычки жрать тоннами вкусняшки. И перестать покупать косметику, которую вроде не очень и хочется. И, может, купить себе новую технику в рассрочку. И повидаться с башкирской подругой.
Общая оценка по 10-балльной шкале счастья Четыре с натяжкой. Но этот год заложил условия для будущего вполне приятного существования, потому не могу сказать, что лучше бы его не было.
Я как-то сказала подруге, что Джакотсу — это Луна Лавгуд от мира "Инуяши". Он так же икона стиля кристально честен и говорит что думает, нередко приводя окружающих в ступор. Подруга ответила, мол, он вовсе не похож на Луну, ведь Луна добрая, а он жестокий.
Но я потому и назвала его Луной от мира "Инуяши", что эпохи их сильно различаются. Джакотсу рос в эпоху бесконечных войн всех со всеми, когда демоны множились на полях сражений и в опустошенных городах, вырастая из людской злобы, отчаяния и горя. В песне его (к слову, довольно легкой и веселой по манере исполнения) сказано: "в век бесконечной жестокости, когда мир пребывает в хаосе, все средства хороши".
Anything is fine.
Неудивительно, что для людей, выросших в то время, порог чувствительности к чужой боли был куда выше современного, насилие воспринималось как норма жизни. Вы и сами, верно, замечали, что у многих из тех, кто вырос в Советском Союзе и СНГ, отношение к насилию, грубости, всевозможному ущемлению прав спокойней, чем у жителей Запада.
Наша ли то вина? Нет. Делает ли это нас дурными людьми? Нет. Умаляет ли наши достоинства? Нет. Надо ли это искоренять? Если можно.
Среда накладывает отпечаток, и я ценю в Шичининтай то, что, принимая насилие как часть жизни, они, тем не менее, не готовы были терпеть его по отношению к себе, не самоутверждались за счет слабых и человечно относились к тем, кто от них зависел. А эти качества, увы, свойственны далеко не каждому воспитаннику советской и постсоветской эпох, поднявшемуся "из грязи в князи".
У нашей эпохи тоже есть черта. Сейчас век информационного общества, когда всего много и всё нужно делать быстро, век нереальных перегрузок мозга и психики. Потому многие люди, что мне встречаются, пребывают словно бы в полусне. Они стремятся успеть — и не знают, куда, они стремятся достичь — и не знают, чего, они всегда на связи, всегда в аврале, всегда имеют более важные дела, чем что угодно.
И снова. Наша ли то вина? Нет. Делает ли это нас дурными людьми? Умаляет ли наши достоинства? Надо ли это искоренять?
Скажу прямо: современная заебанность делает человека куда менее привлекательным, чем средневековая жестокость. Жестокость примешивается к прочим качествам характера и никак не подавляет их. Тогда как информационная перегрузка и состояние сна наяву именно душит личность, не давая ей проявиться. Да и когда?..